Skip navigation.
Home

Навигация

***

Смолоду по городу шататься,
Улицы и строки рифмовать,
А потом – куда ещё податься –
Вечную проблему разрешать.

Вот чего душе недоставало –
Праздника нечаянного, тут,
В полутьме старинного подвала,
Где в разлив сухое продают.

Духом воспарить над черепичным
Городом, поближе к небесам, –
Как-то это сделалось привычным,
Но и не к добру, я знаю сам.

Пусть я не похож на арлекина,
Это ж не театр, а подвал,
Никогда мой город не покину –
Так я думал, но не угадал.

А теперь за кружкою глинтвейна,
Что б ни померещилось опять,
Не видать ни Даугавы, ни Рейна,
И Невы, конечно, не видать.

Марево, а не архитектура,
Миражи почище ар-нуво.
Вот сюда б французского Артюра,
Эти-то пейзажи – для него!

Допиваю. Выхожу. И всё же,
Вечерами дышится легко.
Видно, я с годами всё моложе,
Вот и до небес недалеко.

***

Смолоду по городу шататься,
Улицы и строки рифмовать,
А потом – куда ещё податься –
Вечную проблему разрешать.

Вот чего душе недоставало –
Праздника нечаянного, тут,
В полутьме старинного подвала,
Где в разлив сухое продают.

Духом воспарить над черепичным
Городом, поближе к небесам, –
Как-то это сделалось привычным,
Но и не к добру, я знаю сам.

Пусть я не похож на арлекина,
Это ж не театр, а подвал,
Никогда мой город не покину –
Так я думал, но не угадал.

А теперь за кружкою глинтвейна,
Что б ни померещилось опять,
Не видать ни Даугавы, ни Рейна,
И Невы, конечно, не видать.

Марево, а не архитектура,
Миражи почище ар-нуво.
Вот сюда б французского Артюра,
Эти-то пейзажи – для него!

Допиваю. Выхожу. И всё же,
Вечерами дышится легко.
Видно, я с годами всё моложе,
Вот и до небес недалеко.

***

Смолоду по городу шататься,
Улицы и строки рифмовать,
А потом – куда ещё податься –
Вечную проблему разрешать.

Вот чего душе недоставало –
Праздника нечаянного, тут,
В полутьме старинного подвала,
Где в разлив сухое продают.

Духом воспарить над черепичным
Городом, поближе к небесам, –
Как-то это сделалось привычным,
Но и не к добру, я знаю сам.

Пусть я не похож на арлекина,
Это ж не театр, а подвал,
Никогда мой город не покину –
Так я думал, но не угадал.

А теперь за кружкою глинтвейна,
Что б ни померещилось опять,
Не видать ни Даугавы, ни Рейна,
И Невы, конечно, не видать.

Марево, а не архитектура,
Миражи почище ар-нуво.
Вот сюда б французского Артюра,
Эти-то пейзажи – для него!

Допиваю. Выхожу. И всё же,
Вечерами дышится легко.
Видно, я с годами всё моложе,
Вот и до небес недалеко.

***

Смолоду по городу шататься,
Улицы и строки рифмовать,
А потом – куда ещё податься –
Вечную проблему разрешать.

Вот чего душе недоставало –
Праздника нечаянного, тут,
В полутьме старинного подвала,
Где в разлив сухое продают.

Духом воспарить над черепичным
Городом, поближе к небесам, –
Как-то это сделалось привычным,
Но и не к добру, я знаю сам.

Пусть я не похож на арлекина,
Это ж не театр, а подвал,
Никогда мой город не покину –
Так я думал, но не угадал.

А теперь за кружкою глинтвейна,
Что б ни померещилось опять,
Не видать ни Даугавы, ни Рейна,
И Невы, конечно, не видать.

Марево, а не архитектура,
Миражи почище ар-нуво.
Вот сюда б французского Артюра,
Эти-то пейзажи – для него!

Допиваю. Выхожу. И всё же,
Вечерами дышится легко.
Видно, я с годами всё моложе,
Вот и до небес недалеко.

***

Смолоду по городу шататься,
Улицы и строки рифмовать,
А потом – куда ещё податься –
Вечную проблему разрешать.

Вот чего душе недоставало –
Праздника нечаянного, тут,
В полутьме старинного подвала,
Где в разлив сухое продают.

Духом воспарить над черепичным
Городом, поближе к небесам, –
Как-то это сделалось привычным,
Но и не к добру, я знаю сам.

Пусть я не похож на арлекина,
Это ж не театр, а подвал,
Никогда мой город не покину –
Так я думал, но не угадал.

А теперь за кружкою глинтвейна,
Что б ни померещилось опять,
Не видать ни Даугавы, ни Рейна,
И Невы, конечно, не видать.

Марево, а не архитектура,
Миражи почище ар-нуво.
Вот сюда б французского Артюра,
Эти-то пейзажи – для него!

Допиваю. Выхожу. И всё же,
Вечерами дышится легко.
Видно, я с годами всё моложе,
Вот и до небес недалеко.

***

Смолоду по городу шататься,
Улицы и строки рифмовать,
А потом – куда ещё податься –
Вечную проблему разрешать.

Вот чего душе недоставало –
Праздника нечаянного, тут,
В полутьме старинного подвала,
Где в разлив сухое продают.

Духом воспарить над черепичным
Городом, поближе к небесам, –
Как-то это сделалось привычным,
Но и не к добру, я знаю сам.

Пусть я не похож на арлекина,
Это ж не театр, а подвал,
Никогда мой город не покину –
Так я думал, но не угадал.

А теперь за кружкою глинтвейна,
Что б ни померещилось опять,
Не видать ни Даугавы, ни Рейна,
И Невы, конечно, не видать.

Марево, а не архитектура,
Миражи почище ар-нуво.
Вот сюда б французского Артюра,
Эти-то пейзажи – для него!

Допиваю. Выхожу. И всё же,
Вечерами дышится легко.
Видно, я с годами всё моложе,
Вот и до небес недалеко.

***

Смолоду по городу шататься,
Улицы и строки рифмовать,
А потом – куда ещё податься –
Вечную проблему разрешать.

Вот чего душе недоставало –
Праздника нечаянного, тут,
В полутьме старинного подвала,
Где в разлив сухое продают.

Духом воспарить над черепичным
Городом, поближе к небесам, –
Как-то это сделалось привычным,
Но и не к добру, я знаю сам.

Пусть я не похож на арлекина,
Это ж не театр, а подвал,
Никогда мой город не покину –
Так я думал, но не угадал.

А теперь за кружкою глинтвейна,
Что б ни померещилось опять,
Не видать ни Даугавы, ни Рейна,
И Невы, конечно, не видать.

Марево, а не архитектура,
Миражи почище ар-нуво.
Вот сюда б французского Артюра,
Эти-то пейзажи – для него!

Допиваю. Выхожу. И всё же,
Вечерами дышится легко.
Видно, я с годами всё моложе,
Вот и до небес недалеко.

***

Блаженные времена.
Вечерняя благодать.
А где-то идет война,
А мы не хотим и знать.

И нам не узнать стыда,
А это и есть любовь.
Блаженные навсегда,
Блаженные вновь и вновь.

Останемся мы вдвоём
Глядеть на закатный свет.
А что там будет потом -
Уже не увидим, нет.

***

Блаженные времена.
Вечерняя благодать.
А где-то идет война,
А мы не хотим и знать.

И нам не узнать стыда,
А это и есть любовь.
Блаженные навсегда,
Блаженные вновь и вновь.

Останемся мы вдвоём
Глядеть на закатный свет.
А что там будет потом -
Уже не увидим, нет.

***

Блаженные времена.
Вечерняя благодать.
А где-то идет война,
А мы не хотим и знать.

И нам не узнать стыда,
А это и есть любовь.
Блаженные навсегда,
Блаженные вновь и вновь.

Останемся мы вдвоём
Глядеть на закатный свет.
А что там будет потом -
Уже не увидим, нет.

***

Блаженные времена.
Вечерняя благодать.
А где-то идет война,
А мы не хотим и знать.

И нам не узнать стыда,
А это и есть любовь.
Блаженные навсегда,
Блаженные вновь и вновь.

Останемся мы вдвоём
Глядеть на закатный свет.
А что там будет потом -
Уже не увидим, нет.

***

Блаженные времена.
Вечерняя благодать.
А где-то идет война,
А мы не хотим и знать.

И нам не узнать стыда,
А это и есть любовь.
Блаженные навсегда,
Блаженные вновь и вновь.

Останемся мы вдвоём
Глядеть на закатный свет.
А что там будет потом -
Уже не увидим, нет.

***

Блаженные времена.
Вечерняя благодать.
А где-то идет война,
А мы не хотим и знать.

И нам не узнать стыда,
А это и есть любовь.
Блаженные навсегда,
Блаженные вновь и вновь.

Останемся мы вдвоём
Глядеть на закатный свет.
А что там будет потом -
Уже не увидим, нет.

***

Блаженные времена.
Вечерняя благодать.
А где-то идет война,
А мы не хотим и знать.

И нам не узнать стыда,
А это и есть любовь.
Блаженные навсегда,
Блаженные вновь и вновь.

Останемся мы вдвоём
Глядеть на закатный свет.
А что там будет потом -
Уже не увидим, нет.

***

В этой книге вырвана страница
Неизвестно кем, и потому,
Я не знаю, что ещё случится,
Что ещё там выпадет кому,


Кто проходит равнодушно мимо,
Или так: превозмогая страх,
Средь развалин гибнущего Рима
Делает заметки на полях.


В этой жизни… нет, не продолжаю,
Книга всё доскажет за меня.
Я-то ведь едва припоминаю
Даже утро нынешнего дня.


Не забыть, как буря мглою кроет,
Как стучится в запертую дверь…
Всё уже написано, не стоит
Даже перечитывать теперь.


Всё равно, не выяснив сюжета,
Я не дочитаю до конца
Эту жизнь, что сочинили где-то
Как рассказ от первого лица.

***

В этой книге вырвана страница
Неизвестно кем, и потому,
Я не знаю, что ещё случится,
Что ещё там выпадет кому,


Кто проходит равнодушно мимо,
Или так: превозмогая страх,
Средь развалин гибнущего Рима
Делает заметки на полях.


В этой жизни… нет, не продолжаю,
Книга всё доскажет за меня.
Я-то ведь едва припоминаю
Даже утро нынешнего дня.


Не забыть, как буря мглою кроет,
Как стучится в запертую дверь…
Всё уже написано, не стоит
Даже перечитывать теперь.


Всё равно, не выяснив сюжета,
Я не дочитаю до конца
Эту жизнь, что сочинили где-то
Как рассказ от первого лица.

***

В этой книге вырвана страница
Неизвестно кем, и потому,
Я не знаю, что ещё случится,
Что ещё там выпадет кому,


Кто проходит равнодушно мимо,
Или так: превозмогая страх,
Средь развалин гибнущего Рима
Делает заметки на полях.


В этой жизни… нет, не продолжаю,
Книга всё доскажет за меня.
Я-то ведь едва припоминаю
Даже утро нынешнего дня.


Не забыть, как буря мглою кроет,
Как стучится в запертую дверь…
Всё уже написано, не стоит
Даже перечитывать теперь.


Всё равно, не выяснив сюжета,
Я не дочитаю до конца
Эту жизнь, что сочинили где-то
Как рассказ от первого лица.

***

В этой книге вырвана страница
Неизвестно кем, и потому,
Я не знаю, что ещё случится,
Что ещё там выпадет кому,


Кто проходит равнодушно мимо,
Или так: превозмогая страх,
Средь развалин гибнущего Рима
Делает заметки на полях.


В этой жизни… нет, не продолжаю,
Книга всё доскажет за меня.
Я-то ведь едва припоминаю
Даже утро нынешнего дня.


Не забыть, как буря мглою кроет,
Как стучится в запертую дверь…
Всё уже написано, не стоит
Даже перечитывать теперь.


Всё равно, не выяснив сюжета,
Я не дочитаю до конца
Эту жизнь, что сочинили где-то
Как рассказ от первого лица.

***

В этой книге вырвана страница
Неизвестно кем, и потому,
Я не знаю, что ещё случится,
Что ещё там выпадет кому,


Кто проходит равнодушно мимо,
Или так: превозмогая страх,
Средь развалин гибнущего Рима
Делает заметки на полях.


В этой жизни… нет, не продолжаю,
Книга всё доскажет за меня.
Я-то ведь едва припоминаю
Даже утро нынешнего дня.


Не забыть, как буря мглою кроет,
Как стучится в запертую дверь…
Всё уже написано, не стоит
Даже перечитывать теперь.


Всё равно, не выяснив сюжета,
Я не дочитаю до конца
Эту жизнь, что сочинили где-то
Как рассказ от первого лица.

***

В этой книге вырвана страница
Неизвестно кем, и потому,
Я не знаю, что ещё случится,
Что ещё там выпадет кому,


Кто проходит равнодушно мимо,
Или так: превозмогая страх,
Средь развалин гибнущего Рима
Делает заметки на полях.


В этой жизни… нет, не продолжаю,
Книга всё доскажет за меня.
Я-то ведь едва припоминаю
Даже утро нынешнего дня.


Не забыть, как буря мглою кроет,
Как стучится в запертую дверь…
Всё уже написано, не стоит
Даже перечитывать теперь.


Всё равно, не выяснив сюжета,
Я не дочитаю до конца
Эту жизнь, что сочинили где-то
Как рассказ от первого лица.

***

В этой книге вырвана страница
Неизвестно кем, и потому,
Я не знаю, что ещё случится,
Что ещё там выпадет кому,


Кто проходит равнодушно мимо,
Или так: превозмогая страх,
Средь развалин гибнущего Рима
Делает заметки на полях.


В этой жизни… нет, не продолжаю,
Книга всё доскажет за меня.
Я-то ведь едва припоминаю
Даже утро нынешнего дня.


Не забыть, как буря мглою кроет,
Как стучится в запертую дверь…
Всё уже написано, не стоит
Даже перечитывать теперь.


Всё равно, не выяснив сюжета,
Я не дочитаю до конца
Эту жизнь, что сочинили где-то
Как рассказ от первого лица.

***

Это ли печаль – зима без снега,
Где миндаль бестрепетно цветёт.
Только сердце устаёт от бега,
И душа от горя устаёт.


Устаёт не от зимы – от горя,
От его настойчивых примет…
Девушка поёт в церковном хоре
То, что мог услышать лишь поэт.


Что же значит пенье неземное,
Ангельское, и почти без слов?
Райский сад, не говори со мною,
Я ещё ответить не готов.

***

Это ли печаль – зима без снега,
Где миндаль бестрепетно цветёт.
Только сердце устаёт от бега,
И душа от горя устаёт.


Устаёт не от зимы – от горя,
От его настойчивых примет…
Девушка поёт в церковном хоре
То, что мог услышать лишь поэт.


Что же значит пенье неземное,
Ангельское, и почти без слов?
Райский сад, не говори со мною,
Я ещё ответить не готов.

***

Это ли печаль – зима без снега,
Где миндаль бестрепетно цветёт.
Только сердце устаёт от бега,
И душа от горя устаёт.


Устаёт не от зимы – от горя,
От его настойчивых примет…
Девушка поёт в церковном хоре
То, что мог услышать лишь поэт.


Что же значит пенье неземное,
Ангельское, и почти без слов?
Райский сад, не говори со мною,
Я ещё ответить не готов.

***

Это ли печаль – зима без снега,
Где миндаль бестрепетно цветёт.
Только сердце устаёт от бега,
И душа от горя устаёт.


Устаёт не от зимы – от горя,
От его настойчивых примет…
Девушка поёт в церковном хоре
То, что мог услышать лишь поэт.


Что же значит пенье неземное,
Ангельское, и почти без слов?
Райский сад, не говори со мною,
Я ещё ответить не готов.

***

Это ли печаль – зима без снега,
Где миндаль бестрепетно цветёт.
Только сердце устаёт от бега,
И душа от горя устаёт.


Устаёт не от зимы – от горя,
От его настойчивых примет…
Девушка поёт в церковном хоре
То, что мог услышать лишь поэт.


Что же значит пенье неземное,
Ангельское, и почти без слов?
Райский сад, не говори со мною,
Я ещё ответить не готов.

***

Это ли печаль – зима без снега,
Где миндаль бестрепетно цветёт.
Только сердце устаёт от бега,
И душа от горя устаёт.


Устаёт не от зимы – от горя,
От его настойчивых примет…
Девушка поёт в церковном хоре
То, что мог услышать лишь поэт.


Что же значит пенье неземное,
Ангельское, и почти без слов?
Райский сад, не говори со мною,
Я ещё ответить не готов.

***

Это ли печаль – зима без снега,
Где миндаль бестрепетно цветёт.
Только сердце устаёт от бега,
И душа от горя устаёт.


Устаёт не от зимы – от горя,
От его настойчивых примет…
Девушка поёт в церковном хоре
То, что мог услышать лишь поэт.


Что же значит пенье неземное,
Ангельское, и почти без слов?
Райский сад, не говори со мною,
Я ещё ответить не готов.

ВИТРАЖ

I
Переплетение цветное,
Оконный стрельчатый пейзаж,
Святые, ангелы, герои,
И называется – витраж.


II
Зелёный, красный, жёлтый, синий,
Он лихо буйствует, пока
В перекрещенье строгих линий
Не застывает на века.


III
И это правильно. Свобода
Тогда лишь рвётся из окна,
Когда безбрежность небосвода
Со всех сторон ограждена.


IV
Вот так, течению подобный,
Гранита знающий предел,
Построен ямб четырехстопный –
Он мне ещё не надоел.


V
Как всадник тот самодержавный,
Что с ходу осадил коня,
Суровый, но и своенравный –
Рубеж закона и огня.


VI
Витражный свет внутри собора
Горит до вечера, когда
Его смешаются узоры
И подступает темнота.


VII
Витраж ещё напоминает,
Что сила вышняя с небес
Нетварным светом наполняет
Наш мир, исполненный чудес.


VIII
Но как забыть о преисподней,
Когда нежданной полутьмой
Встречает Храм Страстей Господних
Перед Масличною горой.


IX
А там – Моление о Чаше,
И смертный пот, и римский страж…
Но лишь глаза привыкнут наши,
Мы видим наконец витраж.

ВИТРАЖ

I
Переплетение цветное,
Оконный стрельчатый пейзаж,
Святые, ангелы, герои,
И называется – витраж.


II
Зелёный, красный, жёлтый, синий,
Он лихо буйствует, пока
В перекрещенье строгих линий
Не застывает на века.


III
И это правильно. Свобода
Тогда лишь рвётся из окна,
Когда безбрежность небосвода
Со всех сторон ограждена.


IV
Вот так, течению подобный,
Гранита знающий предел,
Построен ямб четырехстопный –
Он мне ещё не надоел.


V
Как всадник тот самодержавный,
Что с ходу осадил коня,
Суровый, но и своенравный –
Рубеж закона и огня.


VI
Витражный свет внутри собора
Горит до вечера, когда
Его смешаются узоры
И подступает темнота.


VII
Витраж ещё напоминает,
Что сила вышняя с небес
Нетварным светом наполняет
Наш мир, исполненный чудес.


VIII
Но как забыть о преисподней,
Когда нежданной полутьмой
Встречает Храм Страстей Господних
Перед Масличною горой.


IX
А там – Моление о Чаше,
И смертный пот, и римский страж…
Но лишь глаза привыкнут наши,
Мы видим наконец витраж.

ВИТРАЖ

I
Переплетение цветное,
Оконный стрельчатый пейзаж,
Святые, ангелы, герои,
И называется – витраж.


II
Зелёный, красный, жёлтый, синий,
Он лихо буйствует, пока
В перекрещенье строгих линий
Не застывает на века.


III
И это правильно. Свобода
Тогда лишь рвётся из окна,
Когда безбрежность небосвода
Со всех сторон ограждена.


IV
Вот так, течению подобный,
Гранита знающий предел,
Построен ямб четырехстопный –
Он мне ещё не надоел.


V
Как всадник тот самодержавный,
Что с ходу осадил коня,
Суровый, но и своенравный –
Рубеж закона и огня.


VI
Витражный свет внутри собора
Горит до вечера, когда
Его смешаются узоры
И подступает темнота.


VII
Витраж ещё напоминает,
Что сила вышняя с небес
Нетварным светом наполняет
Наш мир, исполненный чудес.


VIII
Но как забыть о преисподней,
Когда нежданной полутьмой
Встречает Храм Страстей Господних
Перед Масличною горой.


IX
А там – Моление о Чаше,
И смертный пот, и римский страж…
Но лишь глаза привыкнут наши,
Мы видим наконец витраж.

ВИТРАЖ

I
Переплетение цветное,
Оконный стрельчатый пейзаж,
Святые, ангелы, герои,
И называется – витраж.


II
Зелёный, красный, жёлтый, синий,
Он лихо буйствует, пока
В перекрещенье строгих линий
Не застывает на века.


III
И это правильно. Свобода
Тогда лишь рвётся из окна,
Когда безбрежность небосвода
Со всех сторон ограждена.


IV
Вот так, течению подобный,
Гранита знающий предел,
Построен ямб четырехстопный –
Он мне ещё не надоел.


V
Как всадник тот самодержавный,
Что с ходу осадил коня,
Суровый, но и своенравный –
Рубеж закона и огня.


VI
Витражный свет внутри собора
Горит до вечера, когда
Его смешаются узоры
И подступает темнота.


VII
Витраж ещё напоминает,
Что сила вышняя с небес
Нетварным светом наполняет
Наш мир, исполненный чудес.


VIII
Но как забыть о преисподней,
Когда нежданной полутьмой
Встречает Храм Страстей Господних
Перед Масличною горой.


IX
А там – Моление о Чаше,
И смертный пот, и римский страж…
Но лишь глаза привыкнут наши,
Мы видим наконец витраж.

ВИТРАЖ

I
Переплетение цветное,
Оконный стрельчатый пейзаж,
Святые, ангелы, герои,
И называется – витраж.


II
Зелёный, красный, жёлтый, синий,
Он лихо буйствует, пока
В перекрещенье строгих линий
Не застывает на века.


III
И это правильно. Свобода
Тогда лишь рвётся из окна,
Когда безбрежность небосвода
Со всех сторон ограждена.


IV
Вот так, течению подобный,
Гранита знающий предел,
Построен ямб четырехстопный –
Он мне ещё не надоел.


V
Как всадник тот самодержавный,
Что с ходу осадил коня,
Суровый, но и своенравный –
Рубеж закона и огня.


VI
Витражный свет внутри собора
Горит до вечера, когда
Его смешаются узоры
И подступает темнота.


VII
Витраж ещё напоминает,
Что сила вышняя с небес
Нетварным светом наполняет
Наш мир, исполненный чудес.


VIII
Но как забыть о преисподней,
Когда нежданной полутьмой
Встречает Храм Страстей Господних
Перед Масличною горой.


IX
А там – Моление о Чаше,
И смертный пот, и римский страж…
Но лишь глаза привыкнут наши,
Мы видим наконец витраж.

ВИТРАЖ

I
Переплетение цветное,
Оконный стрельчатый пейзаж,
Святые, ангелы, герои,
И называется – витраж.


II
Зелёный, красный, жёлтый, синий,
Он лихо буйствует, пока
В перекрещенье строгих линий
Не застывает на века.


III
И это правильно. Свобода
Тогда лишь рвётся из окна,
Когда безбрежность небосвода
Со всех сторон ограждена.


IV
Вот так, течению подобный,
Гранита знающий предел,
Построен ямб четырехстопный –
Он мне ещё не надоел.


V
Как всадник тот самодержавный,
Что с ходу осадил коня,
Суровый, но и своенравный –
Рубеж закона и огня.


VI
Витражный свет внутри собора
Горит до вечера, когда
Его смешаются узоры
И подступает темнота.


VII
Витраж ещё напоминает,
Что сила вышняя с небес
Нетварным светом наполняет
Наш мир, исполненный чудес.


VIII
Но как забыть о преисподней,
Когда нежданной полутьмой
Встречает Храм Страстей Господних
Перед Масличною горой.


IX
А там – Моление о Чаше,
И смертный пот, и римский страж…
Но лишь глаза привыкнут наши,
Мы видим наконец витраж.

ВИТРАЖ

I
Переплетение цветное,
Оконный стрельчатый пейзаж,
Святые, ангелы, герои,
И называется – витраж.


II
Зелёный, красный, жёлтый, синий,
Он лихо буйствует, пока
В перекрещенье строгих линий
Не застывает на века.


III
И это правильно. Свобода
Тогда лишь рвётся из окна,
Когда безбрежность небосвода
Со всех сторон ограждена.


IV
Вот так, течению подобный,
Гранита знающий предел,
Построен ямб четырехстопный –
Он мне ещё не надоел.


V
Как всадник тот самодержавный,
Что с ходу осадил коня,
Суровый, но и своенравный –
Рубеж закона и огня.


VI
Витражный свет внутри собора
Горит до вечера, когда
Его смешаются узоры
И подступает темнота.


VII
Витраж ещё напоминает,
Что сила вышняя с небес
Нетварным светом наполняет
Наш мир, исполненный чудес.


VIII
Но как забыть о преисподней,
Когда нежданной полутьмой
Встречает Храм Страстей Господних
Перед Масличною горой.


IX
А там – Моление о Чаше,
И смертный пот, и римский страж…
Но лишь глаза привыкнут наши,
Мы видим наконец витраж.

РИМЛЯНИН

Поздней ночью, далеко от Рима,
Сидя у шатра,
Слышу, как вверху неудержимо
Буйствуют ветра,


Как туман соперничать не смеет
С утренней звездой.
Вот и небо скоро посветлеет
Над землёй чужой.


Но и тут, в нерадостной пустыне,
Видимой едва,
Я шепчу неслышно на латыни
Тайные слова.


Знаю, что молитва Agnus Dei
Прозвучит, когда
Я увижу – в небе всё быстрее
Падает звезда.

РИМЛЯНИН

Поздней ночью, далеко от Рима,
Сидя у шатра,
Слышу, как вверху неудержимо
Буйствуют ветра,


Как туман соперничать не смеет
С утренней звездой.
Вот и небо скоро посветлеет
Над землёй чужой.


Но и тут, в нерадостной пустыне,
Видимой едва,
Я шепчу неслышно на латыни
Тайные слова.


Знаю, что молитва Agnus Dei
Прозвучит, когда
Я увижу – в небе всё быстрее
Падает звезда.

РИМЛЯНИН

Поздней ночью, далеко от Рима,
Сидя у шатра,
Слышу, как вверху неудержимо
Буйствуют ветра,


Как туман соперничать не смеет
С утренней звездой.
Вот и небо скоро посветлеет
Над землёй чужой.


Но и тут, в нерадостной пустыне,
Видимой едва,
Я шепчу неслышно на латыни
Тайные слова.


Знаю, что молитва Agnus Dei
Прозвучит, когда
Я увижу – в небе всё быстрее
Падает звезда.

РИМЛЯНИН

Поздней ночью, далеко от Рима,
Сидя у шатра,
Слышу, как вверху неудержимо
Буйствуют ветра,


Как туман соперничать не смеет
С утренней звездой.
Вот и небо скоро посветлеет
Над землёй чужой.


Но и тут, в нерадостной пустыне,
Видимой едва,
Я шепчу неслышно на латыни
Тайные слова.


Знаю, что молитва Agnus Dei
Прозвучит, когда
Я увижу – в небе всё быстрее
Падает звезда.

РИМЛЯНИН

Поздней ночью, далеко от Рима,
Сидя у шатра,
Слышу, как вверху неудержимо
Буйствуют ветра,


Как туман соперничать не смеет
С утренней звездой.
Вот и небо скоро посветлеет
Над землёй чужой.


Но и тут, в нерадостной пустыне,
Видимой едва,
Я шепчу неслышно на латыни
Тайные слова.


Знаю, что молитва Agnus Dei
Прозвучит, когда
Я увижу – в небе всё быстрее
Падает звезда.

РИМЛЯНИН

Поздней ночью, далеко от Рима,
Сидя у шатра,
Слышу, как вверху неудержимо
Буйствуют ветра,


Как туман соперничать не смеет
С утренней звездой.
Вот и небо скоро посветлеет
Над землёй чужой.


Но и тут, в нерадостной пустыне,
Видимой едва,
Я шепчу неслышно на латыни
Тайные слова.


Знаю, что молитва Agnus Dei
Прозвучит, когда
Я увижу – в небе всё быстрее
Падает звезда.

РИМЛЯНИН

Поздней ночью, далеко от Рима,
Сидя у шатра,
Слышу, как вверху неудержимо
Буйствуют ветра,


Как туман соперничать не смеет
С утренней звездой.
Вот и небо скоро посветлеет
Над землёй чужой.


Но и тут, в нерадостной пустыне,
Видимой едва,
Я шепчу неслышно на латыни
Тайные слова.


Знаю, что молитва Agnus Dei
Прозвучит, когда
Я увижу – в небе всё быстрее
Падает звезда.

Илья ФРИДЛИБ

Илья ФРИДЛИБ

(1934, Ленинград – 2008, Сан-Хосе, Калифорния). Поэт, писатель, переводчик, редактировал журнал «ДОМestic» и ежегодник «Альманах Поэзии». Эмигрировал в США в 1993 году. Автор одиннадцати поэтических сборников: «Здравствуй!», 1997; «Мелодии улиц и проспектов», 2000; «Тропы», 2004; «Десять лет на другом берегу», 2002 и др.

Илья ФРИДЛИБ

Илья ФРИДЛИБ

(1934, Ленинград – 2008, Сан-Хосе, Калифорния). Поэт, писатель, переводчик, редактировал журнал «ДОМestic» и ежегодник «Альманах Поэзии». Эмигрировал в США в 1993 году. Автор одиннадцати поэтических сборников: «Здравствуй!», 1997; «Мелодии улиц и проспектов», 2000; «Тропы», 2004; «Десять лет на другом берегу», 2002 и др.

Илья ФРИДЛИБ

Илья ФРИДЛИБ

(1934, Ленинград – 2008, Сан-Хосе, Калифорния). Поэт, писатель, переводчик, редактировал журнал «ДОМestic» и ежегодник «Альманах Поэзии». Эмигрировал в США в 1993 году. Автор одиннадцати поэтических сборников: «Здравствуй!», 1997; «Мелодии улиц и проспектов», 2000; «Тропы», 2004; «Десять лет на другом берегу», 2002 и др.

Илья ФРИДЛИБ

Илья ФРИДЛИБ

(1934, Ленинград – 2008, Сан-Хосе, Калифорния). Поэт, писатель, переводчик, редактировал журнал «ДОМestic» и ежегодник «Альманах Поэзии». Эмигрировал в США в 1993 году. Автор одиннадцати поэтических сборников: «Здравствуй!», 1997; «Мелодии улиц и проспектов», 2000; «Тропы», 2004; «Десять лет на другом берегу», 2002 и др.

Илья ФРИДЛИБ

Илья ФРИДЛИБ

(1934, Ленинград – 2008, Сан-Хосе, Калифорния). Поэт, писатель, переводчик, редактировал журнал «ДОМestic» и ежегодник «Альманах Поэзии». Эмигрировал в США в 1993 году. Автор одиннадцати поэтических сборников: «Здравствуй!», 1997; «Мелодии улиц и проспектов», 2000; «Тропы», 2004; «Десять лет на другом берегу», 2002 и др.

Илья ФРИДЛИБ

Илья ФРИДЛИБ

(1934, Ленинград – 2008, Сан-Хосе, Калифорния). Поэт, писатель, переводчик, редактировал журнал «ДОМestic» и ежегодник «Альманах Поэзии». Эмигрировал в США в 1993 году. Автор одиннадцати поэтических сборников: «Здравствуй!», 1997; «Мелодии улиц и проспектов», 2000; «Тропы», 2004; «Десять лет на другом берегу», 2002 и др.

Илья ФРИДЛИБ

Илья ФРИДЛИБ

(1934, Ленинград – 2008, Сан-Хосе, Калифорния). Поэт, писатель, переводчик, редактировал журнал «ДОМestic» и ежегодник «Альманах Поэзии». Эмигрировал в США в 1993 году. Автор одиннадцати поэтических сборников: «Здравствуй!», 1997; «Мелодии улиц и проспектов», 2000; «Тропы», 2004; «Десять лет на другом берегу», 2002 и др.

Я УДИВЛЮСЬ

Всему,
что явственно и мнимо,
Я удивлюсь.
Смеющимся глазам любимой
Я удивлюсь.
Отменно сваренному плову
Я удивлюсь.
Отменно сказанному слову
Я удивлюсь.
Привычному весны цветенью
Я удивлюсь.
Очередному дню рожденья
Я удивлюсь.
Клянусь,
За пять минут до смерти
Я удивлюсь.
А встретят ангелы, не черти, –
Я удивлюсь.

Я УДИВЛЮСЬ

Всему,
что явственно и мнимо,
Я удивлюсь.
Смеющимся глазам любимой
Я удивлюсь.
Отменно сваренному плову
Я удивлюсь.
Отменно сказанному слову
Я удивлюсь.
Привычному весны цветенью
Я удивлюсь.
Очередному дню рожденья
Я удивлюсь.
Клянусь,
За пять минут до смерти
Я удивлюсь.
А встретят ангелы, не черти, –
Я удивлюсь.

Я УДИВЛЮСЬ

Всему,
что явственно и мнимо,
Я удивлюсь.
Смеющимся глазам любимой
Я удивлюсь.
Отменно сваренному плову
Я удивлюсь.
Отменно сказанному слову
Я удивлюсь.
Привычному весны цветенью
Я удивлюсь.
Очередному дню рожденья
Я удивлюсь.
Клянусь,
За пять минут до смерти
Я удивлюсь.
А встретят ангелы, не черти, –
Я удивлюсь.

Я УДИВЛЮСЬ

Всему,
что явственно и мнимо,
Я удивлюсь.
Смеющимся глазам любимой
Я удивлюсь.
Отменно сваренному плову
Я удивлюсь.
Отменно сказанному слову
Я удивлюсь.
Привычному весны цветенью
Я удивлюсь.
Очередному дню рожденья
Я удивлюсь.
Клянусь,
За пять минут до смерти
Я удивлюсь.
А встретят ангелы, не черти, –
Я удивлюсь.

Я УДИВЛЮСЬ

Всему,
что явственно и мнимо,
Я удивлюсь.
Смеющимся глазам любимой
Я удивлюсь.
Отменно сваренному плову
Я удивлюсь.
Отменно сказанному слову
Я удивлюсь.
Привычному весны цветенью
Я удивлюсь.
Очередному дню рожденья
Я удивлюсь.
Клянусь,
За пять минут до смерти
Я удивлюсь.
А встретят ангелы, не черти, –
Я удивлюсь.

Я УДИВЛЮСЬ

Всему,
что явственно и мнимо,
Я удивлюсь.
Смеющимся глазам любимой
Я удивлюсь.
Отменно сваренному плову
Я удивлюсь.
Отменно сказанному слову
Я удивлюсь.
Привычному весны цветенью
Я удивлюсь.
Очередному дню рожденья
Я удивлюсь.
Клянусь,
За пять минут до смерти
Я удивлюсь.
А встретят ангелы, не черти, –
Я удивлюсь.

Я УДИВЛЮСЬ

Всему,
что явственно и мнимо,
Я удивлюсь.
Смеющимся глазам любимой
Я удивлюсь.
Отменно сваренному плову
Я удивлюсь.
Отменно сказанному слову
Я удивлюсь.
Привычному весны цветенью
Я удивлюсь.
Очередному дню рожденья
Я удивлюсь.
Клянусь,
За пять минут до смерти
Я удивлюсь.
А встретят ангелы, не черти, –
Я удивлюсь.

***

Иногда я не сам пишу –
Словно строчки диктуются кем-то,
А я только, дрожа, спешу,
Чтобы слов не порвалась лента.

Но вот голос уже затих...
И события гаснут, и лица...
Но лежит предо мною стих –
Каждым словом могу гордиться.

От такого лишь рот разинь.
Но прошло – не вернёшь обратно.
"Ай, да Пушкин! Ах, сукин сын!"
Мне его изумленье понятно.

***

Иногда я не сам пишу –
Словно строчки диктуются кем-то,
А я только, дрожа, спешу,
Чтобы слов не порвалась лента.

Но вот голос уже затих...
И события гаснут, и лица...
Но лежит предо мною стих –
Каждым словом могу гордиться.

От такого лишь рот разинь.
Но прошло – не вернёшь обратно.
"Ай, да Пушкин! Ах, сукин сын!"
Мне его изумленье понятно.

***

Иногда я не сам пишу –
Словно строчки диктуются кем-то,
А я только, дрожа, спешу,
Чтобы слов не порвалась лента.

Но вот голос уже затих...
И события гаснут, и лица...
Но лежит предо мною стих –
Каждым словом могу гордиться.

От такого лишь рот разинь.
Но прошло – не вернёшь обратно.
"Ай, да Пушкин! Ах, сукин сын!"
Мне его изумленье понятно.

***

Иногда я не сам пишу –
Словно строчки диктуются кем-то,
А я только, дрожа, спешу,
Чтобы слов не порвалась лента.

Но вот голос уже затих...
И события гаснут, и лица...
Но лежит предо мною стих –
Каждым словом могу гордиться.

От такого лишь рот разинь.
Но прошло – не вернёшь обратно.
"Ай, да Пушкин! Ах, сукин сын!"
Мне его изумленье понятно.

***

Иногда я не сам пишу –
Словно строчки диктуются кем-то,
А я только, дрожа, спешу,
Чтобы слов не порвалась лента.

Но вот голос уже затих...
И события гаснут, и лица...
Но лежит предо мною стих –
Каждым словом могу гордиться.

От такого лишь рот разинь.
Но прошло – не вернёшь обратно.
"Ай, да Пушкин! Ах, сукин сын!"
Мне его изумленье понятно.

***

Иногда я не сам пишу –
Словно строчки диктуются кем-то,
А я только, дрожа, спешу,
Чтобы слов не порвалась лента.

Но вот голос уже затих...
И события гаснут, и лица...
Но лежит предо мною стих –
Каждым словом могу гордиться.

От такого лишь рот разинь.
Но прошло – не вернёшь обратно.
"Ай, да Пушкин! Ах, сукин сын!"
Мне его изумленье понятно.

***

Иногда я не сам пишу –
Словно строчки диктуются кем-то,
А я только, дрожа, спешу,
Чтобы слов не порвалась лента.

Но вот голос уже затих...
И события гаснут, и лица...
Но лежит предо мною стих –
Каждым словом могу гордиться.

От такого лишь рот разинь.
Но прошло – не вернёшь обратно.
"Ай, да Пушкин! Ах, сукин сын!"
Мне его изумленье понятно.

***

Жду девять лет прихода ностальгии.
Солидный срок. Но нет её и нет.
Приходит в души и дома другие,
Меня же избегает столько лет!

Чем виноват? Чем я её обилел?
Когда на просьбу не открыл дверей?
А может, Штаты – новая обитель, –
Действительно, просторней и добрей?

По молодости было всё прекрасно.
Любил я рушить стены головой...
Но, видно, ностальгии жду напрасно –
Не рвётся из меня о прошлом вой.

Я ностальгии не стремлюсь навстречу.
Придёт под видом невских фонарей,
А я её прихода не замечу,
И снова не открою ей дверей.

***

Жду девять лет прихода ностальгии.
Солидный срок. Но нет её и нет.
Приходит в души и дома другие,
Меня же избегает столько лет!

Чем виноват? Чем я её обилел?
Когда на просьбу не открыл дверей?
А может, Штаты – новая обитель, –
Действительно, просторней и добрей?

По молодости было всё прекрасно.
Любил я рушить стены головой...
Но, видно, ностальгии жду напрасно –
Не рвётся из меня о прошлом вой.

Я ностальгии не стремлюсь навстречу.
Придёт под видом невских фонарей,
А я её прихода не замечу,
И снова не открою ей дверей.

***

Жду девять лет прихода ностальгии.
Солидный срок. Но нет её и нет.
Приходит в души и дома другие,
Меня же избегает столько лет!

Чем виноват? Чем я её обилел?
Когда на просьбу не открыл дверей?
А может, Штаты – новая обитель, –
Действительно, просторней и добрей?

По молодости было всё прекрасно.
Любил я рушить стены головой...
Но, видно, ностальгии жду напрасно –
Не рвётся из меня о прошлом вой.

Я ностальгии не стремлюсь навстречу.
Придёт под видом невских фонарей,
А я её прихода не замечу,
И снова не открою ей дверей.

***

Жду девять лет прихода ностальгии.
Солидный срок. Но нет её и нет.
Приходит в души и дома другие,
Меня же избегает столько лет!

Чем виноват? Чем я её обилел?
Когда на просьбу не открыл дверей?
А может, Штаты – новая обитель, –
Действительно, просторней и добрей?

По молодости было всё прекрасно.
Любил я рушить стены головой...
Но, видно, ностальгии жду напрасно –
Не рвётся из меня о прошлом вой.

Я ностальгии не стремлюсь навстречу.
Придёт под видом невских фонарей,
А я её прихода не замечу,
И снова не открою ей дверей.

***

Жду девять лет прихода ностальгии.
Солидный срок. Но нет её и нет.
Приходит в души и дома другие,
Меня же избегает столько лет!

Чем виноват? Чем я её обилел?
Когда на просьбу не открыл дверей?
А может, Штаты – новая обитель, –
Действительно, просторней и добрей?

По молодости было всё прекрасно.
Любил я рушить стены головой...
Но, видно, ностальгии жду напрасно –
Не рвётся из меня о прошлом вой.

Я ностальгии не стремлюсь навстречу.
Придёт под видом невских фонарей,
А я её прихода не замечу,
И снова не открою ей дверей.

***

Жду девять лет прихода ностальгии.
Солидный срок. Но нет её и нет.
Приходит в души и дома другие,
Меня же избегает столько лет!

Чем виноват? Чем я её обилел?
Когда на просьбу не открыл дверей?
А может, Штаты – новая обитель, –
Действительно, просторней и добрей?

По молодости было всё прекрасно.
Любил я рушить стены головой...
Но, видно, ностальгии жду напрасно –
Не рвётся из меня о прошлом вой.

Я ностальгии не стремлюсь навстречу.
Придёт под видом невских фонарей,
А я её прихода не замечу,
И снова не открою ей дверей.

***

Жду девять лет прихода ностальгии.
Солидный срок. Но нет её и нет.
Приходит в души и дома другие,
Меня же избегает столько лет!

Чем виноват? Чем я её обилел?
Когда на просьбу не открыл дверей?
А может, Штаты – новая обитель, –
Действительно, просторней и добрей?

По молодости было всё прекрасно.
Любил я рушить стены головой...
Но, видно, ностальгии жду напрасно –
Не рвётся из меня о прошлом вой.

Я ностальгии не стремлюсь навстречу.
Придёт под видом невских фонарей,
А я её прихода не замечу,
И снова не открою ей дверей.

КОГДА ГЛАЗА НЕ ОТВЕСТИ

Воды бегущей колдовство…
Огня манящее движенье…
Ты ощущал их притяженье
И с ними тайное родство,

Когда глаза не отвести?
А почему?
Да нет ответа.
В глубины лет уходит это.
Пока ответа нет. Прости.

Мерцание воды в реке.
Огня в костре или в камине…
Как будто не было в помине
Всего, что скрылось вдалеке.

Настал час ночи или дня?
Прошла минута или двадцать?
А взгляд не может оторваться
Ни от воды, ни от огня.

КОГДА ГЛАЗА НЕ ОТВЕСТИ

Воды бегущей колдовство…
Огня манящее движенье…
Ты ощущал их притяженье
И с ними тайное родство,

Когда глаза не отвести?
А почему?
Да нет ответа.
В глубины лет уходит это.
Пока ответа нет. Прости.

Мерцание воды в реке.
Огня в костре или в камине…
Как будто не было в помине
Всего, что скрылось вдалеке.

Настал час ночи или дня?
Прошла минута или двадцать?
А взгляд не может оторваться
Ни от воды, ни от огня.

КОГДА ГЛАЗА НЕ ОТВЕСТИ

Воды бегущей колдовство…
Огня манящее движенье…
Ты ощущал их притяженье
И с ними тайное родство,

Когда глаза не отвести?
А почему?
Да нет ответа.
В глубины лет уходит это.
Пока ответа нет. Прости.

Мерцание воды в реке.
Огня в костре или в камине…
Как будто не было в помине
Всего, что скрылось вдалеке.

Настал час ночи или дня?
Прошла минута или двадцать?
А взгляд не может оторваться
Ни от воды, ни от огня.

КОГДА ГЛАЗА НЕ ОТВЕСТИ

Воды бегущей колдовство…
Огня манящее движенье…
Ты ощущал их притяженье
И с ними тайное родство,

Когда глаза не отвести?
А почему?
Да нет ответа.
В глубины лет уходит это.
Пока ответа нет. Прости.

Мерцание воды в реке.
Огня в костре или в камине…
Как будто не было в помине
Всего, что скрылось вдалеке.

Настал час ночи или дня?
Прошла минута или двадцать?
А взгляд не может оторваться
Ни от воды, ни от огня.

КОГДА ГЛАЗА НЕ ОТВЕСТИ

Воды бегущей колдовство…
Огня манящее движенье…
Ты ощущал их притяженье
И с ними тайное родство,

Когда глаза не отвести?
А почему?
Да нет ответа.
В глубины лет уходит это.
Пока ответа нет. Прости.

Мерцание воды в реке.
Огня в костре или в камине…
Как будто не было в помине
Всего, что скрылось вдалеке.

Настал час ночи или дня?
Прошла минута или двадцать?
А взгляд не может оторваться
Ни от воды, ни от огня.

КОГДА ГЛАЗА НЕ ОТВЕСТИ

Воды бегущей колдовство…
Огня манящее движенье…
Ты ощущал их притяженье
И с ними тайное родство,

Когда глаза не отвести?
А почему?
Да нет ответа.
В глубины лет уходит это.
Пока ответа нет. Прости.

Мерцание воды в реке.
Огня в костре или в камине…
Как будто не было в помине
Всего, что скрылось вдалеке.

Настал час ночи или дня?
Прошла минута или двадцать?
А взгляд не может оторваться
Ни от воды, ни от огня.

КОГДА ГЛАЗА НЕ ОТВЕСТИ

Воды бегущей колдовство…
Огня манящее движенье…
Ты ощущал их притяженье
И с ними тайное родство,

Когда глаза не отвести?
А почему?
Да нет ответа.
В глубины лет уходит это.
Пока ответа нет. Прости.

Мерцание воды в реке.
Огня в костре или в камине…
Как будто не было в помине
Всего, что скрылось вдалеке.

Настал час ночи или дня?
Прошла минута или двадцать?
А взгляд не может оторваться
Ни от воды, ни от огня.

ВОЗДУШНЫЙ ШАРИК

На празднике был в самой гуще,
Взлетал до крыш, и радость нёс.
Теперь на мостовой бегущей
Отскакивает от колёс.
Они, как бешеные черти,
Хотят к земле его прижать,
А он
прыжками
верной смерти
Стремится как-то избежать.

Он сморщен, воздух на исходе,
И свет померк.
А всё ж, постой,
Каков смельчак!
Хотя он, вроде
Бессильный, тонкий и пустой.

ВОЗДУШНЫЙ ШАРИК

На празднике был в самой гуще,
Взлетал до крыш, и радость нёс.
Теперь на мостовой бегущей
Отскакивает от колёс.
Они, как бешеные черти,
Хотят к земле его прижать,
А он
прыжками
верной смерти
Стремится как-то избежать.

Он сморщен, воздух на исходе,
И свет померк.
А всё ж, постой,
Каков смельчак!
Хотя он, вроде
Бессильный, тонкий и пустой.

ВОЗДУШНЫЙ ШАРИК

На празднике был в самой гуще,
Взлетал до крыш, и радость нёс.
Теперь на мостовой бегущей
Отскакивает от колёс.
Они, как бешеные черти,
Хотят к земле его прижать,
А он
прыжками
верной смерти
Стремится как-то избежать.

Он сморщен, воздух на исходе,
И свет померк.
А всё ж, постой,
Каков смельчак!
Хотя он, вроде
Бессильный, тонкий и пустой.

ВОЗДУШНЫЙ ШАРИК

На празднике был в самой гуще,
Взлетал до крыш, и радость нёс.
Теперь на мостовой бегущей
Отскакивает от колёс.
Они, как бешеные черти,
Хотят к земле его прижать,
А он
прыжками
верной смерти
Стремится как-то избежать.

Он сморщен, воздух на исходе,
И свет померк.
А всё ж, постой,
Каков смельчак!
Хотя он, вроде
Бессильный, тонкий и пустой.

ВОЗДУШНЫЙ ШАРИК

На празднике был в самой гуще,
Взлетал до крыш, и радость нёс.
Теперь на мостовой бегущей
Отскакивает от колёс.
Они, как бешеные черти,
Хотят к земле его прижать,
А он
прыжками
верной смерти
Стремится как-то избежать.

Он сморщен, воздух на исходе,
И свет померк.
А всё ж, постой,
Каков смельчак!
Хотя он, вроде
Бессильный, тонкий и пустой.

ВОЗДУШНЫЙ ШАРИК

На празднике был в самой гуще,
Взлетал до крыш, и радость нёс.
Теперь на мостовой бегущей
Отскакивает от колёс.
Они, как бешеные черти,
Хотят к земле его прижать,
А он
прыжками
верной смерти
Стремится как-то избежать.

Он сморщен, воздух на исходе,
И свет померк.
А всё ж, постой,
Каков смельчак!
Хотя он, вроде
Бессильный, тонкий и пустой.

ВОЗДУШНЫЙ ШАРИК

На празднике был в самой гуще,
Взлетал до крыш, и радость нёс.
Теперь на мостовой бегущей
Отскакивает от колёс.
Они, как бешеные черти,
Хотят к земле его прижать,
А он
прыжками
верной смерти
Стремится как-то избежать.

Он сморщен, воздух на исходе,
И свет померк.
А всё ж, постой,
Каков смельчак!
Хотя он, вроде
Бессильный, тонкий и пустой.

ДЕНЬ СВЯТОГО ВАЛЕНТИНА

День святого Валентина,
День признания в любви…
Если жизнь твоя – рутина,
Время праздника лови.

Обрати к ней шепот жаркий,
Покажи, на что готов:
На улыбки, на подарки,
На большой букет цветов.

И открыточку с сердечком
Обязательно вручи,
И – брелок "My Love" с колечком,
Чтоб повесила ключи…

А во мне же чувств громада
Зреет, сердце шевеля,
Каждый день. И мне не надо
Ждать прихода февраля.

Потому что всё едино –
Этот месяц или тот:
День святого Валентина
Я справляю круглый год.

Стихи взяты из книги «Десять лет на другом берегу»

ДЕНЬ СВЯТОГО ВАЛЕНТИНА

День святого Валентина,
День признания в любви…
Если жизнь твоя – рутина,
Время праздника лови.

Обрати к ней шепот жаркий,
Покажи, на что готов:
На улыбки, на подарки,
На большой букет цветов.

И открыточку с сердечком
Обязательно вручи,
И – брелок "My Love" с колечком,
Чтоб повесила ключи…

А во мне же чувств громада
Зреет, сердце шевеля,
Каждый день. И мне не надо
Ждать прихода февраля.

Потому что всё едино –
Этот месяц или тот:
День святого Валентина
Я справляю круглый год.

Стихи взяты из книги «Десять лет на другом берегу»

ДЕНЬ СВЯТОГО ВАЛЕНТИНА

День святого Валентина,
День признания в любви…
Если жизнь твоя – рутина,
Время праздника лови.

Обрати к ней шепот жаркий,
Покажи, на что готов:
На улыбки, на подарки,
На большой букет цветов.

И открыточку с сердечком
Обязательно вручи,
И – брелок "My Love" с колечком,
Чтоб повесила ключи…

А во мне же чувств громада
Зреет, сердце шевеля,
Каждый день. И мне не надо
Ждать прихода февраля.

Потому что всё едино –
Этот месяц или тот:
День святого Валентина
Я справляю круглый год.

Стихи взяты из книги «Десять лет на другом берегу»

ДЕНЬ СВЯТОГО ВАЛЕНТИНА

День святого Валентина,
День признания в любви…
Если жизнь твоя – рутина,
Время праздника лови.

Обрати к ней шепот жаркий,
Покажи, на что готов:
На улыбки, на подарки,
На большой букет цветов.

И открыточку с сердечком
Обязательно вручи,
И – брелок "My Love" с колечком,
Чтоб повесила ключи…

А во мне же чувств громада
Зреет, сердце шевеля,
Каждый день. И мне не надо
Ждать прихода февраля.

Потому что всё едино –
Этот месяц или тот:
День святого Валентина
Я справляю круглый год.

Стихи взяты из книги «Десять лет на другом берегу»

ДЕНЬ СВЯТОГО ВАЛЕНТИНА

День святого Валентина,
День признания в любви…
Если жизнь твоя – рутина,
Время праздника лови.

Обрати к ней шепот жаркий,
Покажи, на что готов:
На улыбки, на подарки,
На большой букет цветов.

И открыточку с сердечком
Обязательно вручи,
И – брелок "My Love" с колечком,
Чтоб повесила ключи…

А во мне же чувств громада
Зреет, сердце шевеля,
Каждый день. И мне не надо
Ждать прихода февраля.

Потому что всё едино –
Этот месяц или тот:
День святого Валентина
Я справляю круглый год.

Стихи взяты из книги «Десять лет на другом берегу»

ДЕНЬ СВЯТОГО ВАЛЕНТИНА

День святого Валентина,
День признания в любви…
Если жизнь твоя – рутина,
Время праздника лови.

Обрати к ней шепот жаркий,
Покажи, на что готов:
На улыбки, на подарки,
На большой букет цветов.

И открыточку с сердечком
Обязательно вручи,
И – брелок "My Love" с колечком,
Чтоб повесила ключи…

А во мне же чувств громада
Зреет, сердце шевеля,
Каждый день. И мне не надо
Ждать прихода февраля.

Потому что всё едино –
Этот месяц или тот:
День святого Валентина
Я справляю круглый год.

Стихи взяты из книги «Десять лет на другом берегу»

ДЕНЬ СВЯТОГО ВАЛЕНТИНА

День святого Валентина,
День признания в любви…
Если жизнь твоя – рутина,
Время праздника лови.

Обрати к ней шепот жаркий,
Покажи, на что готов:
На улыбки, на подарки,
На большой букет цветов.

И открыточку с сердечком
Обязательно вручи,
И – брелок "My Love" с колечком,
Чтоб повесила ключи…

А во мне же чувств громада
Зреет, сердце шевеля,
Каждый день. И мне не надо
Ждать прихода февраля.

Потому что всё едино –
Этот месяц или тот:
День святого Валентина
Я справляю круглый год.

Стихи взяты из книги «Десять лет на другом берегу»

Рудольф Фурман

ФУРМАН, Рудольф, Нью-Йорк. Поэт. В США – с 1998 года. С 2006 года – редактор-дизайнер «Нового Журнала». Автор пяти книг стихов: «Времена жизни или древо души» (1994), «Парижские мотивы» (1997), «Два знака жизни» (2000), «И этот век не мой» (2004) и книги лирики «Человек дождя» (2008). Публикации в литературном ежегоднике «Побережье», альманахе «Встречи» и журнале «Гостиная» (Филадельфия), в журналах «Новый Журнал», «Слово\Word», «Время и место» (Нью-Йорк), «Мосты» и «Литературный европеец» (Франкфурт-на-Майне), «Нева» (Петербург), и во многих других литературных изданиях.

Рудольф Фурман

ФУРМАН, Рудольф, Нью-Йорк. Поэт. В США – с 1998 года. С 2006 года – редактор-дизайнер «Нового Журнала». Автор пяти книг стихов: «Времена жизни или древо души» (1994), «Парижские мотивы» (1997), «Два знака жизни» (2000), «И этот век не мой» (2004) и книги лирики «Человек дождя» (2008). Публикации в литературном ежегоднике «Побережье», альманахе «Встречи» и журнале «Гостиная» (Филадельфия), в журналах «Новый Журнал», «Слово\Word», «Время и место» (Нью-Йорк), «Мосты» и «Литературный европеец» (Франкфурт-на-Майне), «Нева» (Петербург), и во многих других литературных изданиях.

Рудольф Фурман

ФУРМАН, Рудольф, Нью-Йорк. Поэт. В США – с 1998 года. С 2006 года – редактор-дизайнер «Нового Журнала». Автор пяти книг стихов: «Времена жизни или древо души» (1994), «Парижские мотивы» (1997), «Два знака жизни» (2000), «И этот век не мой» (2004) и книги лирики «Человек дождя» (2008). Публикации в литературном ежегоднике «Побережье», альманахе «Встречи» и журнале «Гостиная» (Филадельфия), в журналах «Новый Журнал», «Слово\Word», «Время и место» (Нью-Йорк), «Мосты» и «Литературный европеец» (Франкфурт-на-Майне), «Нева» (Петербург), и во многих других литературных изданиях.

Рудольф Фурман

ФУРМАН, Рудольф, Нью-Йорк. Поэт. В США – с 1998 года. С 2006 года – редактор-дизайнер «Нового Журнала». Автор пяти книг стихов: «Времена жизни или древо души» (1994), «Парижские мотивы» (1997), «Два знака жизни» (2000), «И этот век не мой» (2004) и книги лирики «Человек дождя» (2008). Публикации в литературном ежегоднике «Побережье», альманахе «Встречи» и журнале «Гостиная» (Филадельфия), в журналах «Новый Журнал», «Слово\Word», «Время и место» (Нью-Йорк), «Мосты» и «Литературный европеец» (Франкфурт-на-Майне), «Нева» (Петербург), и во многих других литературных изданиях.

Рудольф Фурман

ФУРМАН, Рудольф, Нью-Йорк. Поэт. В США – с 1998 года. С 2006 года – редактор-дизайнер «Нового Журнала». Автор пяти книг стихов: «Времена жизни или древо души» (1994), «Парижские мотивы» (1997), «Два знака жизни» (2000), «И этот век не мой» (2004) и книги лирики «Человек дождя» (2008). Публикации в литературном ежегоднике «Побережье», альманахе «Встречи» и журнале «Гостиная» (Филадельфия), в журналах «Новый Журнал», «Слово\Word», «Время и место» (Нью-Йорк), «Мосты» и «Литературный европеец» (Франкфурт-на-Майне), «Нева» (Петербург), и во многих других литературных изданиях.

Рудольф Фурман

ФУРМАН, Рудольф, Нью-Йорк. Поэт. В США – с 1998 года. С 2006 года – редактор-дизайнер «Нового Журнала». Автор пяти книг стихов: «Времена жизни или древо души» (1994), «Парижские мотивы» (1997), «Два знака жизни» (2000), «И этот век не мой» (2004) и книги лирики «Человек дождя» (2008). Публикации в литературном ежегоднике «Побережье», альманахе «Встречи» и журнале «Гостиная» (Филадельфия), в журналах «Новый Журнал», «Слово\Word», «Время и место» (Нью-Йорк), «Мосты» и «Литературный европеец» (Франкфурт-на-Майне), «Нева» (Петербург), и во многих других литературных изданиях.

Рудольф Фурман

ФУРМАН, Рудольф, Нью-Йорк. Поэт. В США – с 1998 года. С 2006 года – редактор-дизайнер «Нового Журнала». Автор пяти книг стихов: «Времена жизни или древо души» (1994), «Парижские мотивы» (1997), «Два знака жизни» (2000), «И этот век не мой» (2004) и книги лирики «Человек дождя» (2008). Публикации в литературном ежегоднике «Побережье», альманахе «Встречи» и журнале «Гостиная» (Филадельфия), в журналах «Новый Журнал», «Слово\Word», «Время и место» (Нью-Йорк), «Мосты» и «Литературный европеец» (Франкфурт-на-Майне), «Нева» (Петербург), и во многих других литературных изданиях.

-

*   *   *
У этого стиха особый лик – 
он из рассвета раннего возник, 
из забытья, из утреннего дрёма, 
из полусвета дома, окоёма,
из тяжести уже прожитых дней,
скопившейся давно в душе моей,
из поздних разговоров, чаепитья,
из ветра, что успел перебеситься
еще вчера, а ныне присмирел,
и нет уже в нем даже капли спеси...
Стих зародился в этой странной смеси
до суеты, до предстоящих дел,
и в этой смеси он созреть успел,
и потому он поступил по праву,
вступая в новый день, и мне по нраву
его никем не писанный сюжет –
родится в час, когда рождался свет.


    *   *   *
Доверюсь чувствам, знаю – не обманут, 
и ни к чему суждения ума
холодные, когда дожди настанут,
падет листва, и жизни поздней грани
начнет чернить печальная сурьма.

Ни кто, ни что уже не в состоянье
их нотою фальшивой исказить,
ни ледяного севера дыханье, 
ни вечеров коротких догоранье,
ни шум дождей, не устающих лить.

Все будет правдой горькой, обнаженной:
и этот город зябкий, но родной,
и люди в нем, и поздний свет оконный,
и парк промокший и немногословный,
и мелкий дождь, и тот, что обложной.

Ход времени и тяжек и неспешен,
как будто командоровы шаги...
Мне он по нраву, он, как люди, грешен,
в печали светел и не безутешен,
и тянет душу отдавать долги.



ФОРМУЛА  ПОЭЗИИ

Не выстрадав, не надо, не пиши,-
В поэзии не мысль первооснова,
Не разум, нет, а таинство души.
Сначала было Чувство, а не Слово!

Но и когда слова увидят свет,
И ритм и рифмы обустроят строфы,
Поймешь, пришла удача или нет,
По Чувству  счастья или катастрофы.


*   *   *
День таял на глазах. Смеркалось.
Сгущались тени за окном
И в комнате... Мне не писалось.
Не то, чтоб мучила усталость – 
Она была здесь не причем

Легко и без сопротивленья
Плыл на закланье этот день.
Я наблюдал его движенье
И переток его в забвенье. 
И превращенье света в тень.

Мне не писалось. Мне молчалось.
Менялось время, и меня
Оно крылом своим касалось.
Я принимал его как данность,
И ждал приход другого дня.


      
    *   *   *
Не растекаясь мыслями по древу,
восславим Еву,
Адамов плод вкусившую сполна.
О, как же хороша была она
в познанье неизведанного чувства, 
и не было ни капли в ней распутства,
и не было ни капли в ней стыда,
а только неземная чистота
и песнь любви звучала без умолку!
Она любила искренне, как только
могла впервые женщина любить
без опыта, без страха, без оглядки...
И так ее объятья были сладки,
что, пораженный этим, даже Бог
их разорвать в тот сладкий миг не мог.

Не потому ль тот миг зовем мы раем,
когда в объятьях милой пребываем.


ДИРИЖЕР

Из ожиданья замершего зала,
из тишины высокого накала,
то из чего и слово не извлечь, 
уже не говоря про речь,
он, понимая тишины причину,
движеньем рук, своих сутулых плеч,
весь этот зал готовился вовлечь
не в хаос, нет, а в музыки пучину.

Он выжидал... И в истины мгновенье 
вдруг палочкой взмахнул без сожаленья
и тишину повисшую рассек.
И начался с оркестром диалог,
И музыка явилась будто Бог,
И зазвучали страсть и вдохновенье.


*   *   *
День прожит... Нету сил, 
чтоб подвести итог,
к тому же, никакого нет желанья, –
он скучен был, он не пошел мне впрок,
он ничего не дал мне в назиданье.

Он был мне чужд,
как, впрочем, я ему,
наверно, мы не поняли друг друга,
нам пониманье было ни к чему,
с утра до ночи царствовала скука.

По косточкам его перебирать
не хочется – занудное занятье.
Ну что я мог в нем 
нового познать,
попав в его холодные объятья?

Возможно, я к нему несправедлив,
всему виной дурное настроенье,
которое и капли не избыв,
нетерпеливо ждал его отлив,
чтоб это написать стихотворенье.

*   *   *
От времени, текущего из тьмы,
я ничего не буду брать взаймы,
мне до конца бы разобраться с этим,
которое даровано судьбой,
где все есть, что прописано в сюжете,
и тот же свет в чередованье с тьмой,
и чувства, что переполняют душу,
и те, что вырываются наружу
и те, сдержать которые могу,
и те, что для себя я берегу.
В нем нету недостатка, нет избытка, 
в нем ровно столько, чтоб судьбу прожить...
А встретилась бы золотая рыбка,
не стал бы ни о чем ее просить.




-

*   *   *
У этого стиха особый лик – 
он из рассвета раннего возник, 
из забытья, из утреннего дрёма, 
из полусвета дома, окоёма,
из тяжести уже прожитых дней,
скопившейся давно в душе моей,
из поздних разговоров, чаепитья,
из ветра, что успел перебеситься
еще вчера, а ныне присмирел,
и нет уже в нем даже капли спеси...
Стих зародился в этой странной смеси
до суеты, до предстоящих дел,
и в этой смеси он созреть успел,
и потому он поступил по праву,
вступая в новый день, и мне по нраву
его никем не писанный сюжет –
родится в час, когда рождался свет.


    *   *   *
Доверюсь чувствам, знаю – не обманут, 
и ни к чему суждения ума
холодные, когда дожди настанут,
падет листва, и жизни поздней грани
начнет чернить печальная сурьма.

Ни кто, ни что уже не в состоянье
их нотою фальшивой исказить,
ни ледяного севера дыханье, 
ни вечеров коротких догоранье,
ни шум дождей, не устающих лить.

Все будет правдой горькой, обнаженной:
и этот город зябкий, но родной,
и люди в нем, и поздний свет оконный,
и парк промокший и немногословный,
и мелкий дождь, и тот, что обложной.

Ход времени и тяжек и неспешен,
как будто командоровы шаги...
Мне он по нраву, он, как люди, грешен,
в печали светел и не безутешен,
и тянет душу отдавать долги.



ФОРМУЛА  ПОЭЗИИ

Не выстрадав, не надо, не пиши,-
В поэзии не мысль первооснова,
Не разум, нет, а таинство души.
Сначала было Чувство, а не Слово!

Но и когда слова увидят свет,
И ритм и рифмы обустроят строфы,
Поймешь, пришла удача или нет,
По Чувству  счастья или катастрофы.


*   *   *
День таял на глазах. Смеркалось.
Сгущались тени за окном
И в комнате... Мне не писалось.
Не то, чтоб мучила усталость – 
Она была здесь не причем

Легко и без сопротивленья
Плыл на закланье этот день.
Я наблюдал его движенье
И переток его в забвенье. 
И превращенье света в тень.

Мне не писалось. Мне молчалось.
Менялось время, и меня
Оно крылом своим касалось.
Я принимал его как данность,
И ждал приход другого дня.


      
    *   *   *
Не растекаясь мыслями по древу,
восславим Еву,
Адамов плод вкусившую сполна.
О, как же хороша была она
в познанье неизведанного чувства, 
и не было ни капли в ней распутства,
и не было ни капли в ней стыда,
а только неземная чистота
и песнь любви звучала без умолку!
Она любила искренне, как только
могла впервые женщина любить
без опыта, без страха, без оглядки...
И так ее объятья были сладки,
что, пораженный этим, даже Бог
их разорвать в тот сладкий миг не мог.

Не потому ль тот миг зовем мы раем,
когда в объятьях милой пребываем.


ДИРИЖЕР

Из ожиданья замершего зала,
из тишины высокого накала,
то из чего и слово не извлечь, 
уже не говоря про речь,
он, понимая тишины причину,
движеньем рук, своих сутулых плеч,
весь этот зал готовился вовлечь
не в хаос, нет, а в музыки пучину.

Он выжидал... И в истины мгновенье 
вдруг палочкой взмахнул без сожаленья
и тишину повисшую рассек.
И начался с оркестром диалог,
И музыка явилась будто Бог,
И зазвучали страсть и вдохновенье.


*   *   *
День прожит... Нету сил, 
чтоб подвести итог,
к тому же, никакого нет желанья, –
он скучен был, он не пошел мне впрок,
он ничего не дал мне в назиданье.

Он был мне чужд,
как, впрочем, я ему,
наверно, мы не поняли друг друга,
нам пониманье было ни к чему,
с утра до ночи царствовала скука.

По косточкам его перебирать
не хочется – занудное занятье.
Ну что я мог в нем 
нового познать,
попав в его холодные объятья?

Возможно, я к нему несправедлив,
всему виной дурное настроенье,
которое и капли не избыв,
нетерпеливо ждал его отлив,
чтоб это написать стихотворенье.

*   *   *
От времени, текущего из тьмы,
я ничего не буду брать взаймы,
мне до конца бы разобраться с этим,
которое даровано судьбой,
где все есть, что прописано в сюжете,
и тот же свет в чередованье с тьмой,
и чувства, что переполняют душу,
и те, что вырываются наружу
и те, сдержать которые могу,
и те, что для себя я берегу.
В нем нету недостатка, нет избытка, 
в нем ровно столько, чтоб судьбу прожить...
А встретилась бы золотая рыбка,
не стал бы ни о чем ее просить.