К 60-летию со дня рождения                                                                              

    b  

                                            (1953-2010)

     

Михаил КОСМАН (Michael Kossman), поэт, прозаик, литературовед. Родился в Москве. В Москве закончил школу, начал учебу в институте. Эмигрировал в 1972 г. Прожил около года в Израиле; учился в Хайфском университете. С 1973-го года в США:  сначала в Кливленде, потом в Нью-Йорке. Окончил Колумбийский университет со степенью магистра. Писал стихи и рассказы; отказывался их публиковать. Переводил стихи Йейтса (с английского) и Германа Гессе (с немецкого) на русский. Автор исследований о “Мастере и Маргарите” Булгакова и о неоконченном романе Замятина “Бич божий”.

                                ПРИТЯЖЕНИЕ

 

Не тревожь тишины, не буди ее звуками смутными,

Есть закон глубины, незаметный, забытый меж буднями:

В каждом темном углу, в каждом гулком ущельи впечатана

Отраженная глубь, и за скалами эхо припрятано.

Если неба не видно тебе – не ищи ты решения;

В самой глуби колодца найдешь лишь свое отражение.

Не видавший вершин, не зови с собой в горы за призраком,

А видавший – молчи, ибо эхо обрушится выстрелом.

         ОЗАРЕНИЕ ГАМЛЕТА

                        Понял теперь я: наша свобода

                       Tолько оттуда бьющий свет...

                                           Николай Гумилев

Что ты бредишь, могильщик. Я вспомнил,

Вспомнил всё до последнего дня.

Был мой дух, как твой голос, надломлен,

И душа покидала меня.

Помню, мама звала меня "Йорик",

Клич отца на охоте впервой,

Сквозь затмение вечных попоек

Слышу: "Йорик, я всюду с тобой".

 

А потом были адовы стоны, –

Дюжий швед бросил наземь с коня.

Помню только земные поклоны:

Ты просила Творца за меня.

Что же после? От слез непросохших

Ее губы горчее, чем эль...

И конец: было небо над рощей,

В синеве исчезал журавель.

Да, я Йорик, ты слышишь, могильщик?

Хорони принца Гамлета тень.

Кто себя среди мертвых отыщет –

Совершенен и горд, как олень.

Отойди! Я не верю ни слову!

Был я глуп и убог, как овца.

Говоришь ты, могила готова?

Подожди! Я не вижу конца.

Подожди! Бесконечность я вижу,

Вон огни за кладбищем – не счесть.

Как больному опасную грыжу,

Вырезали Гамлетову честь.

Потуши бесполезный огарок!

Здесь светло мне, нашел я ответ.

Средь огней, что горят без помарок

И Офелии сыщется след.

  

  ПОСЛЕДНИЙ РИМЛЯНИН

                        Памяти Набокова

Последний римлянин глядит

С холма на крах иллюзий Рима,

И пленных женщин жалкий вид,

Позор бойцов – пока все зримо,

Пока и площади видны,

Дворцы лежат под сенью дыма,

Дома огнем окаймлены,

Как никогда, сейчас все зримо.

Блажен в ком юмор не иссяк,

Когда фонтаны – жертвы зноя,

И отблеск пламени в глазах.

Подчас спасает нас смешное.

Он каламбурит сам с собой,

Венчает вечность и увечье,

Пошутит – выйдет из ворот,

Не веря в повторенье встречи,

И посмеется над судьбой.

Кто обладает даром речи,

Тот мир из пепла создает.

 

              *   *   *

Сначала был я нем и весел.

Задумался, угрюмым стал.

Словно в подвал спустился, голову повесил.

И рыбам имя дал и львам.

И стал я зваться человеком.

Назвал я всё, но мир мне тесен.

В глазах темнеет от эмблем.

И после дня мечты и песен,

Невесел я, хотя умен и нем.

              ПЕСОЧНЫЕ ЗАМКИ

Заносит путь песком, сжигает тени зной,

Пустыня изогнулась огненной дугой.

Пустыня в полдень ждет явленья тени,

А на песке услужливое время сеет тень

Того, кто напрягал в пустыне зренье,

Пути искал, но там нашел лишь свой последний день.

И в полдень путник превратился в тень,

От тени тень легла, песка коснулось темя,

Останки замело, и все исчезли тени.

Но не разрушит время замков из песка,

Хоть путник строил их в обманчивое время,

Когда прямой казалась знойная дуга.

                           ЗАБВЕНИЕ

Кто-то чертит на черном песке чудные узоры,

Пенье сирен заместилось сплетеньем цветов,

Лотос-цветок на песке зацветает, и шепчут суфлеры:

"Засыпай, спи спокойно, во сне позабудешь свой кров".

День наступит, и я заживу смеясь, по другому,

День наступал, но слова приносила мне мгла:

"Ты не похож на Улисса, хоть ты и уехал из дому,

И давно Пенелопа покров погребальный спряла".

                    *   *   *

Ты утешься, душа, апельсином.

Говорят, было небо синим.

Черным теперь абажуром

Повисло над городом хмурым.

Колоду старую вынем,

Погадаем о небе синем.

Что ни карта – то трефы, пики,

Обступают нас темные лики.

Ты отдай апельсин разиням,

Чтоб не думать о небе синем.

Посмотри, как протянуты руки.

Всё равно помирать тут от скуки.

Пропитайся, душа, бензином,

Чтоб не помнить о небе синем.

Синим пламенем после вспыхнем

И погаснем под синим ливнем.

                                                   *   *   *

Принесите Шекспира и Евангелье!

Принесите! Как и тридцать лет назад,

В фиолетовых отсветах факельных,

Смерть вернулась. Ждет у изголовия.

Заклад!

Заклад! Я пришла вернуть тебе заклад.

От меня так легко не отделаться.

Ты забыл, что я вечный возврат.

Что ты думал тогда, на лестнице?

Посмотри, как все раны зажили,

Лишь на темени розовый шрам.

Ты задумал шутить со старшими,

Без поклона вошел в их храм.

Принесите Шекспира и Евангелье!

Принесите! На осколки разбивается мечта.

Если б знать по ком сны мои плакали,

Для кого страдал я года?

Кого воспевал я, Господи: Макбета или Христа?

Я хочу досказать про Ставрогина,

Я хочу, чтобы вспыхнула мгла,

Чтоб святая и грешная Родина

Как Офелья, во тьму не плыла.

Беспощадно, но сбыться пророчествам,

И в объятиях черного Зла

Крылья ангела белого сморщатся,

Хлынет кровь из лепного крыла.

Как слова меня переполнили!

Но уж гаснет жизни свеча.

Вон во мгле над Россией молнии,

Вижу, скрещены два меча.

Дай сказать последнее Credo,

Отними ладонь ото рта!

Здесь отравленный меч Макбета

Скрещен с острым мечом Христа.

                          *   *   *

Сентябрь, сентябрь!

Уводишь дорогой дождливою в дом увяданья.

Вот скоро посыпятся листья, как будто срывают погоны,

Как будто тебя разлюбили, лишили свиданья,

И чувствуешь, словно сейчас исказили иконы.

Сентябрь, сентябрь!

Дождем не шурши, подожди, чтоб все слезы просохли,

Пусть жухнут кленовые листья, не трогай лишь крови в аорте.

Заглядывай в окна, бери только тех, кто оглохли,

Бери мертвецов, посвящай их в свой призрачный орден.

Сентябрь, сентябрь!

Забрось меня красными ветками в дом очищенья,

Окутай тягучим туманом и сделай, чтоб звуки исчезли,

Чтоб рядом лицо и глаза, где найду я прощенье,

А если простят – я услышу и звуки и песни.

И сам я спою, сквозь туман различу очертанья:

Здесь черное скорбных деревьев, там белое первой пороши,

И вновь полюблю и начнутся, как прежде, свиданья,

И пыль оботрут с образов, и заплачет кто сможет.

                                Публикация Нины КОСМАН, сестры Михаила Космана

КОСМАН, Михаил (Michael Kossman) (1953, Москва - 2010, Нью-Йорк), поэт, прозаик, литературовед. В Москве закончил школу, начал учебу в институте. Эмигрировал в 1972 г. в Израиль. С 1973-го года в США. Окончил Колумбийский университет. Переводил стихи Йейтса (с англ.) и Германа Гессе (с нем.) на русский язык. Автор исследований о “Мастере и Маргарите” Булгакова и о неоконченном романе Замятина “Бич божий”.