Skip navigation.
Home
Связь времён

Навигация

220977 Views
Home » Поэзия

2021- АМЧИСЛАВСКИЙ, Александр

*   *   *
А большие ушли. Бородатые, взрослые,
будто вымерли, пусто, хочешь – на реку или в лес,
можно хлопнуть по заднице девушку с вёслами
или спортсмену, берущему вес,
мраморные яйца отбить и песни орать благим матом,
а что! – молоко не киснет и не болят молодые зубы,
самое время землю, теперь бесхозную,
крыть разудалым густым мартом
и утолять подростковым зудом.
Воздух-то какой! – ешь его, глух и нем –
ни паучьих лапок, ни дребезжащих скрипок,
ни аориста почивших фонем и посмертных всхлипов
из попахивающей воды летейских тем,
ничего от ушедших, кроме как сам,
единственный перевод, какой-никакой,
хоть маши руками, делай зарядку, скрывая неловкость,
знай раньше, что так будет, сюда б ни ногой,
ибо как штаны Пифагора, равно велики тебе и лотос, и логос,
но при этом настолько тихо, что звук отрастающей бороды
исполняется нежности к цветам на ветках
старых деревьев у воды, и ты
опускаешь глаза в истоки тех же аориста и плюсквамперфекта.

*  *  *
Боишься, мальчик, сравнивать свой дом
с могилой под ракитовым кустом,
где тот же кот учёный, зэк верчёный
откидывает карту на потом,
банкует так, чтоб дальше, опосля,
уж как убьют посла, нагнут козла,
яичко не простое, заводное
со зла рябая курочка снесла,
и там не важно – осень ли, весна,
сторонушка воспрянет ото сна,
пойдёт писать губерния вприсядку,
и мы начертим ваши имена
и годы жизни. Господи еси,
народ пасти подольше попусти!
Яичко в красный день заполыхало,
теперь за сотню лет не разгрести!
Смеялся котик, усики торчком,
кружилось блюдце с детским молочком,
горел во лбу малиновый околыш,
да так, что все как милые ничком
землицу жрали, братики, за страх,
пока наш паровоз на всех парах
летел и комиссары в пыльных шлемах
палили с вышек на семи ветрах.
А сгинувшим – ни тризна, ни парча,
лишь справка от тюремного врача,
эх, отгорел восток зарёю новой,
одна чадит лампада Ильича,
заветная, и слабнет на ветру,
я бедную в предбанник уберу,
всё те же мы, нам целый мир – чужбина...
Когда она погаснет, я умру.

*  *  *
Уезжать возвращаться
только даты менять
ни единого шанса
у тебя у меня
что в отлучке что подле
на спокойном огне
концентрация боли
выше света в окне
из которого камнем
безупречен полёт
и чужая слеза мне
что мышиный помёт
что мышиная сладость
половицей шуршать
в находящую старость
первым делая шаг
от порога до бога
под ногами слюда
ни трубящего рога
ни греха ни стыда
над кирпичной равниной
тот же воздух на вид
ни ствола ни трамплина
для последней любви.

*  *  *
Парафраз
Расслышишь какую-то песню, затопит слезами,
сбежишь продышаться, так ветром впечатает в стенку,
на тонкие рёбра, бедняга, тебя нанизали,
зачем-то оставив любить эту бедную землю,
и любишь ведь, любишь не ради случайной подачки,
тягучей баллады, видавшего виды сонета,
но голод не тётка, научит скулить по-собачьи
и ждать непонятно чего от хозяйского неба,
а уши торчком на пространстве от моря до моря,
где ветхие домны разлезлись под шорох ползучий
и дети поют, босоногому мальчику вторя,
как только и можно и должно – чем горше тем лучше,
попробуй не выживи, бедный, от счастья и скорби,
ведь ты и оставлен услышать, как молвится слово,
и детское пенье проходит иглою под рёбра
последнею волей бескрайней фабричной столовой.
                                                       

*  *  *
И кажется, ни слова в простоте,
моржовыми костьми авторитеты
стреляют в воздух, и земному "где ты?"
ни места нет, ни смысла на листе,
сплошное "нет", но убежишь от них –
всё тот же лес, и речка, и родник,
и ты, слуга синекдох, старый книжник –
на равных зван с енотом и лисой –
туда заходишь и молчишь, босой,
заворожённый, призванный, не лишний,
вдыхаешь так, что выдохнуть нельзя
и очевидно – не был ты не зря
ни демоном до этого, ни божьим,
усердных подмастерьев хитрый плач
не слышен, и раскинут синий плащ,
и понимаешь ты, тугим плащом обложен –
не здесь, но там серьёзный недобор,
счастливый, кто владеет их наречьем,
а небеса уже идут навстречу
и сами начинают разговор
глаза в глаза, как ты того хотел,
мечтая сбросить кожицу лаптопью,
и, телом оставаясь не у дел,
любви просил с последнею любовью,
ещё надеясь, прятал седину
под колпаком из редких метонимий,
всё ждал и ждал, и лишь её одну,
теперь – стоишь.  И повторяешь имя.
                                   
*  *  *
Маленькая женщина курит Кэмел и не любит духи,
предпочитает чёрную обувь и рубашки навыпуск,
пишет мужские стихи
и не прячет большие руки и неправильный прикус.
Маленькая женщина рубит слова кубиками на борщ,
ни длиннот, ни платьев, ни серёг висячих,
нимф убегающих, свирелей из раскидистых рощ –
ничего, только суть, которая значит.
Ночью, пока над ней трудится муж,
она подсчитывает ударные в строчке и дни до паузы,
потом размышляет, уже спиной к нему,
о неслыханной простоте и неизбежности мужской клаузулы.
Под утро кофе, блокнот, кэмел и тот же горб,
маленькая женщина у окна в халате –
я всё такая же, Господи, с давних пор,
только, ради бога, скажи – чего ради.


АМЧИСЛАВСКИЙ, Александр. Родился в Москве. Окончил пединститут, факультет русского языка и литературы. Учился в Академии художеств имени И. Е. Репина (искусствоведческий факультет). Работал учителем русского языка и литературы, художником-реставратором С 1990-го по 1998-й жил в Израиле.
С 1998 года живёт в Канаде. Публиковался в журналах «Новый Свет» (Канада), «Дружба народов»,  «Знамя», «Нева», «Крещатик»,  «Нижний Новгород», «Палисадник»,  «Под небом единым», «Этажи», «Антология-45».