Skip navigation.
Home
Связь времён

Навигация
Home

Валерий ПАЙКОВ, Израиль



Поэт. Доктор мед наук, профессор. Родился  в 1939 г. на Украине. С 2000 г. живёт в Израиле. Член Союза русскоязычных писателей Израиля. Автор девяти стихотворных сборников. Публикации в периодике Израиля, Италии, России, США, в антологии "120 поэтов русскоязычного Израиля" (2005). Составитель альманаха "Год поэзии. Израиль" (совместно с Э. Ракитской).

2011-Пайков, Валерий

      В ЛАБИРИНТЕ

Эти белые ночи без сна.
Клейкий запах раскрывшихся почек.
Утомленного солнца блесна
и звезды заблудившейся прочерк.
Дали улиц в прозрачной слюде.
Слышен листьев батистовый шорох.
Чей-то Шуберт скользнул по воде –
и закрылась тяжелая штора.
Я опять и чужой, и ничей –
только память всё кружит и кружит
по проспектам июньских ночей,
в лабиринте серебряных кружев.


   СТОЛИЧНЫЙ ГОРОД

Флегматично в течение дня
отнимающий деньги,
ты скользишь, не касаясь меня –
моего восхожденья.

Странный город, сквозь тысячи лет
на виденье похожий,
как отрытый случайно скелет,
но обтянутый кожей.

Город-кость, что застряла вчера
в филистимлянском горле.
Продолжается чья-то игра –
обнажаются корни.

Всё блефуют твои игроки,
чтоб удобней усесться.
Ты во мне, всем словам вопреки,
безоаром – у сердца.




     ПОЧТИ ПО ГРИНУ

Позабудется ливней грохот,
станет ветер нежней пера,
и начнут выводить из гротов
лодки хриплые шкипера.

И они лебединой стаей,
обогнув волнорез седой,
поплывут, и вдали растают,
почему-то не взяв с собой.

Видно, жить мне вовек на суше
среди старых, поникших лип,
потому что кому-то слушать
надо ливней звериный всхлип

и свечой из сырой таверны
всё сигналить средь бурь и гроз…
Для того я душой, наверно,
в этот камень до смерти врос.

        НА ДАЧЕ

Всё принимаю – и приду
к тебе, где небо трудно дышит,
где листья, падая на крыши,
под ветром пляшут, как в бреду.
Где пожелтевшая трава
молчит печально у ступеней,
и облаков зеленых тени
в коленях прячутся едва.
Где солнце падает на дно, 
тоскуя красными очами,
и вечер старыми свечами
мигает, затворив окно.
Где печка, словно третий Рим,
пространство наполняет дымом.
Где всe уже неповторимо...
И где я сам неповторим.
 
       ПОКАЗАЛОСЬ

Отчего так желтеют ладони? –
Полистать, почитать Гиппократа.
Дух наш в омуте Вечности тонет,
чтоб уже не вернуться обратно.

Что-то злое легко, постепенно,
осторожно, бесшумно, незримо
проникает в уставшие вены,
нас лишая упрямства... и грима.

Что-то главное нас покидает,
словно давшую трещину лодку.
Что-то медленно, исподволь тает.
А узнаешь – и стыдно, неловко.

Все становится блеклым и желтым,
как застывшая, мертвая завязь.
И подумаешь: может, не шел ты,
может, вся эта жизнь показалась.

    ОБ ОДНОМ И ТОМ ЖЕ

Каждый день всё одно и то же –
не уменьшить и не умножить:
бесконечная лента пляжа
за окном, и паучья пряжа
по углам, и опять шабад –
лишь вчера зажигали свечи,
в синагогах шумело вече,
лишь вчера целый день постились.
О, на что мы с тобой польстились,
чудаки, десять лет назад.

Шесть утра, а луна в зените.
Если вспомните, позвоните –
не иссяк, может, ваш источник
слов любви, или многоточий –
всё равно ведь итог один –
как бы ни было, не вернемся.
И поныне нас ветер носит,
словно ветки, с места на место,
и в каком костре, неизвестно,
мы, в конце концов, догорим.



В ДОМЕ АННЫ ФРАНК

Просто пустые комнаты –
прошлого страха весть.
Разных краев паломники,
что мы всё ищем здесь?
Может, твой голос, Аннушка,
тихий, как Божий суд?
Снова часы на ратуше
к мессе народ зовут.
Скромно идут католики
за медом любви – к устам.
Не те ли это, которые
сдали тебя властям?
Что выяснять с  потомками –
след памяти изгладим...
А мы из комнаты в комнату:
на фото, где ты, глядим,
на людей за колючей проволокой –
под током в тысячи ватт,
на небо твое безбровое,
на мир, что привычно свят...

Чтоб не казаться лишними
себе, когда дни горьки,
поныне пишем и пишем мы
печальные дневники.