Skip navigation.
Home

Навигация

Вера ЗУБАРЕВА, Филадельфия


Поэт, писатель, литературовед, режиссёр. В США с 1990 г. Преподаёт в Пенсильванском университете.  Главный редактор журнала «Гостиная». Автор 14 книг поэзии, прозы и лит. критики.

***

                              Памяти отца, Кима Беленковича


К морским глубинам тянется душа.
Там всё знакомо – кривизна пространства,
И копошенье – эхо вечных странствий,
И тьма, откуда жизнь произошла.
К морским глубинам тянется душа.
Туда же осень тянется за летом,
Туда уходит день за новым светом
И мысль за отрицаньем рубежа.
К морским глубинам тянется душа,
Чтоб в голос крови вслушаться взатяжку,
Следить, как жизни бродят нараспашку
По кромке неизвестного числа,
И ощущать привязанность нутра
К рассеянному тлению заветов
И расщепленью памятных моментов
На бесконечность краткого вчера.

***

Холода, холода… Ничего не поделаешь с этим.
Побеждают надежды к весне, а к зиме – холода.
Оттого, что узнал, может, ты и надул этот ветер,
Может, смотришь на север,
                                 как всё, что стремится туда…
Там пространство из льдинного времени  
                                                    выстроил зодчий.
Что бурлило навзрыд –
                                   навсегда заковал в ледизну.
Между мной и тобой
             нет ни связки, ни буквы – лишь прочерк,
Словно кто-то коньком
                                  по остывшей реке полоснул.
В минусовости вечного Цельсия даже не ноль я.
Там на зеркало льда
                                никому не придётся дышать.
Холода. Отмирает тепло.
                                  Но  зато – вместе с болью.
Значит, то, что болит или греет, увы, не душа.

ОБЛЕДЕНЕНИЕ

Там город за окном – обледеневший, чёрный,
Как пращур городов цветущих и живых.
Зачёркивает тьму
Над тяжкой снежной кроной
Искрящих проводов молниеносный штрих.
Я слушаю, как всё
Ломается и стонет,
Как будто стала смерть
Немыслимым трудом,
Как будто город – миф,
А ночь – рубеж историй,
А свитком буду я,
А манускриптом – дом.
Скрипит какой-то ствол,
Отторгнутый корнями.
Он пал – как человек,
Хотя и рос – как ствол.
И что за новый смысл
Открылся в этой драме?
И был ли в этом смысл
Иль только – произвол?

***

Что нынче творится в дремучем лесу?
Наверное, холод – зима на носу.
Наверно, сверкает земля по утрам
И веет этюдами вьюги от рам.
Прорваться хотя бы на миг из тепла
Туда, где сидит человек у стола
И чистит ружьё, и глядит на огонь.
Ему на плечо положу я ладонь.
Потрётся щекой о моё колдовство
И скажет тихонько: «здесь нет никого».
И как-то внезапно закончится день,
И вьюга на стёкла надует мишень.
Он примется снова за чистку ружья.
И жаль, что добычею стану не я..

***

Расстаться навсегда…
Что может быть спокойней,
Чем комната, в которой нет страстей,
Чем запах сигареты на балконе
И разговор случайнейших гостей,
Чем ровный вид на улицу пустую,
Где вымерли события шагов,
Чем вечер, что запущен вхолостую
Земной традиционностью витков,
Что может быть злосчастнее и легче,
Чем оказаться вне любовных пут
И так зажить, чтоб не дожить до встречи
Каких-нибудь часов или минут!..

В ДОЖДЬ

В дождь сильнее привязанность к дому
Дольше улицы вьются к теплу,
Придаётся значенье подъёму                         
И разрытой трубе на углу.
В дождь все земли приходят к единству
По слезе, по струе, по реке –
По земному размазавшись диску –
И молчат на одном языке.
Как с педали не снятая нота,
Резонируют капли в окно.
В дождь всегда вспоминается что-то,
Что, казалось, просохло давно.

***

Очень просто – молчать по утрам
И процеживать снов каждый грамм
Через ситечко сонного глаза,
Чтоб не всё уходило, не сразу.
А потом на ветру раздышать,
И холодной, и лёгкою стать,
И не чувствовать больше,
Что со сном, как и с прошлым,
Никогда не удастся порвать…