*  *  *

I.

как хорошо – ходить под богом,

читать по-русски всех толстых!

я с детства приобщался к баху,

мне чуден пушкина был стих

все кардинально поменялось:

вчера был вечер, ночь за ним,

я утро из–под одеяла

встречал, проснувшись поздно, нем

в неволе бился луч за шторой,

лоснился от жары паркет,

и с лопнувшей струной гитара

в углу взять не могла аккорд

летела птиц залетных стая –

из ружей кто–то их сбивал,

я лежа был иной, чем стоя,

как накануне им бывал

всегда накормлен и начитан,

и жизнью удовлетворен,

как мачо с правильным мачете,

я счастлив был со всех сторон

везде по вечерам достойно

я был представлен и не слан,

но утро – сущий ад и тайна,

отсутствие в нем звезд и лун

и незаслуженно потерян,

ты, как варан в песке, лежишь,

как к сдаче сетка стеклотары,

представив: это – твоя жизнь?!

так в августе, готовя сани,

надеюсь, лежа на груди:

всего лишь это – воскресенье,

а воскресение впереди

*  *  *

I.

лишенный жизни, не умеет петь и даже говорить, чего уж проще!

здесь выделим еще один аспект: не тело он теперь – скупые мощи

и коньяка не пьет, не пьет вина, не ходит на работу в понедельник,

но это, в общем, не его вина, что он не алкоголик, а бездельник

все больше смерти, хоть и жизни в нем почти что не осталось – ни секунды:

и глаз привычно не горит огнем, и кто, неважно, в предках, пусть бы курды

он холоден, как труп, да он и труп, ему плевать на «лунную сонату»,

хоть плюнуть для него – гигантский труд! ему до лампочки оон и нато

он там, где всех упрятала земля: о tempora! где чаще, чем o mores!

зимой готов спускаться до нуля, а летом представлять собою море

он словарем наполнен, как рапан пустой, что не издаст в ответ ни писка,

как будто на фейсбуке послан в бан на десять лет без права переписки

он не закроет чей–то чудный вид – учтя его отсутствие в пространстве,

прохладно бездна поблагодарит всей вечностью за это постоянство

II.

жизнь представляется, как привыкание к разлукам, к череде разлук,

к внезапному разрыву тонкой ткани и к прощальным размыканьям рук

прерывистой чертой отсюда к дальнему никто, с кем встреча тет–а–тет:

жизнь – это крайне редкое издание, до дыр прочтенный раритет

от пункта р до пункта с (конечная) в пути возникнет много букв:

миг меж хвостом стрелы и наконечником войдет в мишень когда–нибудь

не всякая стрела была отравлена, но точно попадала в цель,

чтоб сапиенсы зарастали травами забвенья своего в конце

в итоге, принимаешь потусторону, из всех оставив прочих дел –

внимать речам кладбищенского сторожа, бухающего ночь и день

*  *  *

I

мир собран в неподвижный шар,

и чтоб он на орбиту вышел,

должна быть рядом сверхдуша,

всего одна из душ всевышних

чтоб позже продолжать полет,

из них, живых и мертвых, надо

за метром метр, за годом год

создать подобье космотряда

возможно, это не хотел

конструктор, собиратель мира –

но душам не хватает тел

земных в условиях эфира

и здесь трещит по швам весь план,

для шара став небезопасным:

соединять из разных стран

тела в критическую массу

II

кому родиться повезло,

тот будет с детства непоседой:

бог – это память и предлог

писать ученому соседу

высокий выстроить забор

по чертежам известным фроста

и камень, как княжну за борт,

бросать соседу в окна роста

за годом год, за метром метр –

у ближнего, да тихой сапой:

одна из родовых примет,

причина ссор ванцетти с сакко

и это есть земной удел,

хоть уноси отсюда ноги:

дай душам содержанье тел –

и получились бандерлоги

III

а как же вена, рим, париж!?

и если сухо, без эмоций:

как карлсон, иже с ним малыш?!

бежар, шекспир, вермеер, моцарт!?

всему эйнштейн наш голова?

гомер с вселенским травелогом?

останутся ль от них дела?

слова? хотя б один–два слога?

хоть выжимка, синопсис, суть

(не город, дом, автомобили)?

останется хоть что-нибудь

от нас с тобой? ведь мы здесь были

скорей, как де шарден писал,

гипердуша весь мир наполнит!

во что, поверь, я верю сам,

а позабуду – ты напомни

Фрасимах* в своей речи «К людям Ларисы»

I

у меня есть, фрасимах, мечта – жить в стране чудес,

где равны цветом кожи сиденья в партере, и дес–

пот лабает на саксе, в новый год рэп–шедевр исполнив

для ударников соревнования в ратном труде–с

светоч кансел–культуры, перформанс несет он в эфир,

и в порыве едином ему подпевает весь мир –

в «марсельезе» слова громко путая с «интернационалом»,

поглощая кто пиццу, кто гамбургер, кто кефир

эти встречи с согражданами провожает салют,

ибо спать до утра в государстве том вряд ли дадут,

но никто и не против, ведь энтузиазм огромен,

и трехцветный под ветром полощется в небе лоскут

там любого изгнанника свой ожидает причал

с крепким пивом, попкорном, с поношенным списком из чар,

вплоть до массовых казней среди бытовых развлечений,

коль народ обожает до смерти своих янычар

II

хорошо, чтоб гигантские были бы там города,

и бесплатно энергия в них подавалась, вода,

раздавали бы пищу, одежду, и все – без квартплаты,

по утрам бы мой голос сливался с общественным «да!»

по шоссе там бы мчался безудержный электрокар

без водителя и без руля, лишь по прихоти карт:

в совершенной стране дефицит углекислого газа,

хоть толпе разрешали б по праздникам выпустить пар

на крутых площадях красовались бы арка и суд,

в колоннадах которого легкий испытывать зуд, 

и сводило бы челюсть, едва улыбнется охранник:

сквозь металлоискатель режим показательно крут 

в центре города – памятник: в бронзе изваянный раб

в полный рост, в прах разбивший оковы… и луч, не сатрап,

на плечо бы давил некорректно, и не зарастала

год от года к нему (знак любви всенародной) тропа б

III

там снимали бы фильмы – и было бы счастьем смотреть,

как всем тварям по паре, при этом трансгендеров треть,

и по трети – потомков рабов и родни самураев;

остальных, неугодных истории, можно стереть

из новинок, я с радостью часто б видал королев –

в эбонитовых фэйсах, и фраза: «поправьте мой шлейф», –

(крупный план) отвечала б и чаяниям геодезиста,

и поляк–киноман, отплевавшись, стенал бы: «пся крев!»

до двенадцати было б полов на двенадцать колен –

в этой фабрике грез через кадр являлся бы член,

да для катарсиса вшили б шайбу с резьбой по страховке:

я б любил кинозал – вакцинированных сладкий плен

там, фрасимах, вовсю отвязался бы электорат –

декорации жгли б, показали бы кузьке кто прав,

как умеем толпой запугать, разбивая витрины!

и за взятие мэрии мне б отвалили наград

IV

жить, фрасимах, там было б все легче и все веселей:

от получки к зарплате пожиже бывало б рублей –

где налогов по шею, там каждый считается стимул

под братание всех с экзальтацией, вплоть до соплей

в той стране было б всякому счастье – совсем без границ,

в смысле том, что входили б без паспорта тысячи лиц,

как посланники теплого и благодатного юга

(да, брат: позже в кармане пустом стиснешь пару яиц!)

реки, с «эй» начинаясь, впадали бы медленно в «зед»,

и кораблики плыли б по ним из грядущих газет,

шрифт которых расплывчат и годен для всякой трактовки:

в наши дни пур ля дам не украсит (по–русски – клозет)

по реке проплывали б враги, то бишь эти и те,

кто кулак поднимал на прекрасное fraternité –

сидя на берегу, я считать перестал бы их трупы…

эхом égalité – за моим бы гналось liberté

_________________

* «Всего проще тебе будет это понять, если ты возьмешь несправедливость в ее наиболее завершенном виде, когда благоденствует как раз тот, кто нарушил справедливость, и в высшей степени жалок тот, кто на себе испытал несправедливость и все же не решился пойти против справедливости. Такова тирания: она то исподтишка, то насильственно захватывает то, что ей не принадлежит…» 

Софист и ритор Фрасимах (Θρασύμαχος) защищает идею власти в споре с Сократом.

Платон, «Государство»

*  *  *

I.

какое столетие душное,

день ночи темней –

дорогу осилят идущие

(те, кто без коней,

и кто без теней)

II.

какое–то масло – машинное,

прокис виноград:

идут шестирукими шивами

богов выбирать

их электорат

III.

ребенок родится уродиной –

последний в роду:

то, что называли мы родиной,

у нас украдут,

зароют в аду

IV.

и вырастет мертвое дерево:

на ветках сухих

все, что безвозвратно потеряно,

воскреснет, как хит,

бесплотным, как стих

V.

останется в жизни бессрочное –

тебе, дурачку:

губами найдя грудь молочную,

прижаться к соску,

по маме соску...

КАЦОВ, Геннадий, Нью–Йорк. Поэт, писатель, журналист, теле– и радиоведущий. Родился в 1956 г. в Евпатории. Жил в Москве. В 80–х был одним из организаторов московского клуба «Поэзия» и участником московской литературной группы «Эпсилон–салон». С 1989 г. живет в США. Вел передачи по культуре в программе «Поверх барьеров» на радио «Свобода». С 2010 г. – владелец и гл. редактор портала RUNYweb.com Автор восьми книг, среди которых: «Игры мимики и жеста», «Притяжение Дзэн», «Словосфера», «Меж потолком и полом». Публикации в журналах: «Знамя», «Новый Журнал», «Интерпоэзия», «Крещатик», «Дети Ра» и др.