Skip navigation.
Home

Навигация

Георгий Садхин

САДХИН, Георгий, Филадельфия. Поэт. родился в 1951 году в городе Сумы. Жил   под Москвой.    Эмигрировал в США в 1994 году. Участник литературных альманахов «Встречи» «Побережье». Стихи также были опубликованы в журналах «Крещатик», «Новый Журнал», «День и Ночь». Автор поэтических сборников: «4» (в соавторстве), 2004 и «Цикорий звезд», 2009.

2013-Садхин, Георгий

                   *  *  *
Ты родился с печалью в глубоких глазах
и гуляешь по городу в темных очках,
где крещен небосвод над годами,
обреченными выть проводами.

На осенний сезон заведен циферблат.
Что забыл, то напомнит встревоженный брат,
коль бредущая следом тигрица
дней прошедших сверкнет небылицей.

Без оглядки на небо уже не спастись.
Над Нью-Йорком гудит вавилонская высь.
И лекарства от каменной боли
в междуречье из каменной соли.

                *   *   *

Проснусь от зажженного света.
Балконной двери белизна
качнется от сильного ветра.
На скользкой веревке из льна
заплещет простая рубаха.
И, крылья в испуге поджав,
прищепки забьются от страха
за детский короткий рукав.

              *   *   *
Когда над родным побережьем летал,
мне в глаз угодила звезда.
И след ее в тине речной пропадал.
И рыбы сияли у дна.

Где наши тела, там и сом невесом.
У времени на сквозняке,
под парусом месяца мы поплывем
на спинах в парном молоке.

Смеялась, за плавки бросая песок.
И поезд над нами ходил
хвостом за звездою, покамест восток
под мост проникал из чернил.

Звезда укрывалась в намокший рукав.
Одежд не бывало светлей,
в которых, купая тебя на руках,
от счастья немел Водолей.

                    *   *   *
Мне в небо забрасывать скользкую лесу.
А ты – улыбайся росистому лесу.

И остерегайся – похлеще огнива
с утра обжигает лесная крапива.

Гляди, испугавшись лосиного крика,
к листу подорожника льнет земляника!

Из чащи, кивнув, в белоснежном берете
проводит легчайший жасминовый ветер,

где пар над рекой, как дымы от костров,
течет под бетонные арки мостов.


                                *   *   *
                                         Валентине Синкевич

Лесною дорогой нагонит тебя велогонщик.
На звук обернешься – старик ковыляет с клюкой.
Бежишь от судьбы, а ее настигающий росчерк
грозит, словно конная сотня, вдали за рекой.

Давно ли на школьную мы выбегали линейку.
И вот комсомольское сердце пробито в угоду стихам.
От долгой ходьбы на лесную присядешь скамейку,
которую кто-то несет за тобой по пятам.

Табличка на ней. И, английским себя занимая,
прочтешь и поклонишься чьей-то судьбе.
– Погиб за рабочих? И женщина глухонемая,
сидящая рядом, в ответ улыбнется тебе.

                      *    *   *
Пионы сажал, чтобы ты улыбалась.
Касались окошка бутоны.
Не в силах сокрыть умиления слабость,
высокие рододендроны
к тебе наклонялись, лишь только завеса
из тьмы пред рассветною аркой
спадала, и утро садилось у леса
с моей самодельною арфой.
Цветные хвосты распускали фонтаны,
когда подходили косули.
Я их рисовал, укрываясь в платаны, –
с холста бы они улизнули.
Еще прилетали певучие эльфы,
и звонкими делались струи.
Синицы держали летучие шлейфы,
когда на соломенном стуле
носил я, касаясь прозрачной рубашки,
и, танца замедлив движенье,
просил извиненья, роняя в ромашки
смущенной души отраженье.

                            *   *   *
И крылатые листья, и вальс на асфальте,
и оранжевый клен, что у парка один,
завернутся в рулоны... Средь этих картин
и мальчишка, игравший в тот вечер на альте.

За вечернее платье и мыслей прочтенье,
за линейку аллеи и в клетку тетрадь,
и за то, что учились у нас танцевать
одинокие листья, он просит прощенья...

А была ли ты с детства кудрявой невестой
из лугов заливных и лесов моряка,
сероглазая гостья гостиницы местной?
И мальчишку уносит на лодке река,

и мила безупречная гладь неизвестной
глубины, и встревоженный трепет листка,
испугавшегося высоты поднебесной,
и застывшие липы, и рамы оконные,
и потерянной нотой скворец в проводах...

Бесшабашный мальчишка повис на руках,
ухватившись за прутья балконные.

                         *   *   *
Под мостом висячим мы с Вячей скачем,
оглашая речку водяной картечью.
Поскользнулся – встань-ка! – гладкая галька.
Удила долой! Удочка – дугой!
Знал бы водоем, где мы раздаем
червячкам – крючки, бычкам – червячки.
Выдержит ли леска королевского?
Лови – не жалко. Жарко!
Брошками букашки брезжат на рубашке.
Хватит кривляться. Купаться!
Тонет глубина, где закон бревна
по воде волной водит водяной,
выныривая, блеет, местами белеет.
Уплывают плавки. Не стесняйся, Славка.
Не пойман – не вор! Где мой помидор?
Косит глаз оса! Где колбаса?
Слишком не мешкай! Грызть мне орешки.
Это ли труд? Рядом растут.
Ниже бери-ка ртом ежевику.
Висит вдоль дороги, где проходят боги.
В глазах лучей булавки.
Лето в Михайловке.

                    *   *   *
И осенней порою предстанет нагой
наша улица. Узкой поднявшись дугой
над озябшим районом, стволы молодцы
поредевших деревьев ее за концы
непременно удержат, – так в детстве вдвоем
мы вертели скакалку. В разбуженный дом
шкодный ветер запрыгнет, и даст стрекача
по ступеням наш пес, но сверкнет, горяча,
ограждая, строка и закружит у люстр,
поднимая тебя пятерней моих чувств.

САДХИН, Георгий, Филадельфия. Поэт, родился в 1951 г. в г. Сумы, на Украине. Жил под Москвой. Эмигрировал в США в 1994 году. Участник литературных альманахов «Встречи» и «Побережье». Публикации в журналах «Крещатик», «Новый Журнал», «День и Ночь».  Сб. стихов: «4» (в соавторстве), 2004 и «Цикорий звезд», 2009.