*  *  *

Холодильник стрекочет всю ночь, как сверчок…

Вновь бессонница ловит меня на крючок,

только жизнь коротка – не поймает вовек.

Пробиваются звезды сквозь жалюзи век,

слышен гул над Элладой, тревога, аврал –

кто сандалию с левой ноги потерял?

Золотое руно добывает Ясон.

…Мне приснился, Медея, загадочный сон!

*  *  *

Я немало духовного бисера

разбазарил в пылу мотовства.

Поневоле становишься писарем,

если ангел диктует слова.

Эти строфы – как фильмы с субтитрами

для незнающих странный язык.

Ретрансляция – дело нехитрое,

ты иначе писать не привык.

Дожидаешься горнего голоса,

придающего ясность письму.

Проще быть основанием конуса.

А слабо диктовать самому?

*  *  *

Вопреки каббалистам и мистикам всех мастей,

в глубине эгоизма не чувствуешь тяги к Свету –

спишь с соседской женой, сибаритствуешь без затей,

согревая холодную жизнь дымком сигареты.

Суррогатные радости, блеск золотых монет…

Не нужна каббала, чтобы сделать печальный вывод –

в тупиках подсознания Бога и вправду нет.

Прозябаешь во тьме, ожидая Большого взрыва.

Спохватившись, нащупаешь спичечный коробок,

вырвешь наспех из мрака сонное подземелье, 

и стремление к Свету попробуешь на зубок –

для того, чтобы выйти к нему до конца недели.

*  *  *

Пронесся слух намедни в интернете

о том, что правды больше нет на свете –

всем заправляют кривдины друзья.

Очередная порция чернухи…

Еще Сократ учил не верить слухам,

и я подумал: «Бред, галиматья!»

Тут позвонил приятель из Ростова

и сообщил заученно-сурово:

«Мой сын погиб… на праведной войне…»

Я обкурил всю лестничную клетку,

потом несмело разбудил соседку,

чтоб подчерпнуть спокойствия извне.

…Ее глаза сверкали камасутрой,

дымилась плоть, и только лишь под утро

я задремал, пожару вопреки –

она была божественно прекрасна,

…а через миг, томительно и страстно,

в меня вонзились острые клыки.

*  *  *

До свиста в голове, до умопомраченья,

когда во сне мозга заскочит за мозгу,

несет меня назад могучее теченье –

к душистому стожку на скошенном лугу,

где ночи напролет без устали и лени

я губы целовал в помаде и пыли,

где робко в первый раз раздвинулись колени

и сбились полюса расколотой Земли.

Не то чтобы потом коленей было мало,

рутинная любовь – не то, не то, не то…

Я многих целовал, и жизнь меня ласкала,

но талая вода ушла сквозь решето,

и стало на душе уныло и постыло 

без первого стожка на жизненном пути –

идешь лицом назад, смотря на то, что было,

махнув рукой на то, что будет впереди.

Сам черт не разберет, зачем мы тут ходили –

бессмысленная жизнь, бессмысленная смерть.

Вчера еще к ларьку бежал, как лошадь в мыле,

а нынче теребишь оставшуюся медь.

Ты – падающий мяч, ты – пуля на излете,

все женщины твои – не те, не те, не те…

Наверное, не зря душа сильнее плоти –

стожка давно уж нет, а слово – на листе.

ЛЕНТА МЕБИУСА

Из ленты Мебиуса трек

сложить и гнать без передышки –

за годом год, за веком век,

с судьбой играя в кошки-мышки.

Пускай поймут тебя не все –

к чему поэту оправданье?

Крутись, как белка в колесе,

чтоб не уснуло мирозданье!

        СКАЗАНИЕ ОТ КАЩЕЯ

  

Триста с гаком лет, не шухры-мухры,

будто в воду канули с той поры,

как вошла колдунья в мой новый сруб,

обожгла признанием: «Ты мне люб!»

и в один момент от добра и зла

приворотным зельем меня спасла.

Паутина стены покрыла вмиг,

но зато я сущность любви постиг.

Стал гнездом разврата мой милый дом,

час за часом жизнь прожигалась в нем,

день за днем я горькое зелье пил,

год за годом ведьму свою любил.

А когда похмелья пришла пора,

прохрипел я ей: «Вспоминай Петра…»,

но она лишь бросила сноп огня,

посмотрела пристально на меня 

и дала горшок молодильных щей,

объявив: «Бессмертный ты мой… Кащей!»

            *  *  *                 

                        О. К.

Напиши меня светом

на воздушном холсте,

чтобы отблески лета

мельтешили везде.

Напиши меня звуком

на краю тишины,

чтоб сердечного стука

были гулы слышны.

Напиши меня взглядом,

полным первой любви.

Встань на цыпочки рядом

и своим назови.

*  *  *

Прекрасная до кончиков ногтей,

пьянящая до умопомраченья…  

Высокий слог, а если без затей – 

в простой любви мое предназначенье.

Всё остальное – мелкая возня,

игра амбиций, всполохи тщеславия.

Любимая, простишь ли ты меня

за маленькие звездочки в заглавии? 

За то, что рифмы трачу на других,

что редко о любви шепчу на ушко.

Прости меня за то, что этот стих –

лишь сделанная наспех безделушка.

Таинственную власть употреби,

вживи мне крылья в хрупкие лопатки,

чтоб я хрипел в любовной лихорадке –

любимая, любимая, люби… 

МЕЛЬНИК, Александр, Льеж, Бельгия. Поэт. Родился в 1961 году в Молдавии. На Западе с 2000 года. Президент ассоциации «Эмигрантская лира», организатор Всемирного поэтического фестиваля, международного поэтического интернет-конкурса, выездных поэтических вечеров. Редактор литературного журнала «Эмигрантская лира».  Шорт-лист специального приза и диплома «Русской премии – 2014» –  «За вклад в развитие и сбережение традиций русской культуры за пределами Российской Федерации» (за проект «Эмигрантская лира»). Публикации в зарубежных и российских литературных периодических изданиях. Сб. стихов: «Лестница с неба», 2010; «Метаморфоза», 2012.