Skip navigation.
Home
Связь времён

Навигация
Home

2015-Гея КОГАН

         КАТОК. НОСТАЛЬГИЧЕСКОЕ

Мне снится наш каток предчувствием полёта,
концами крыльев-рук окружность очертив.
Оркестр зимы играл за каждым поворотом
и каждый уголок таил её мотив:

скрип снега с хрипотцой, метели звук свирельный,
коньки вгрызались в лёд надтреснутым баском.
Скрестить две пары рук - быстрей! Ещё быстрее!
Луна летит в лицо закрученным снежком.

А мы неслись, смеясь и с тяготеньем ссорясь,
и вечер был в игру беспечно вовлечён.
Каток мне объяснял, что значит невесомость,
и физика была, конечно, ни при чём.

Далёкой той поры не разгадать науке,
когда была зима белее и длинней,
но так старался лёд, как взятый на поруки,
так предано сверкал до марта, и поздней...

Мне память сохранить сумела все движенья,
хоть навыки ушли с годами, се ля ви...
И я скольжу по льду за миг до пробужденья
и знаю, что проснусь... И плачу от любви... 

          АЛЛИЛУЙЯ

Зима приказала жить
всем долго – и как иначе?
Она сдаёт рубежи, 
никто по ней не заплачет.
Истрачен последний грош
и, на площадях танцуя,
свой ритм выбивает дождь,
а слышится "Аллилуйя!".
Преград половодью нет –
всё громче сомнений зуммер,
но тьма порождает свет,
пробив скорлупу безумий.
Восходит судья под кров,
край белых одежд целуя.
И голос, и лик суров...
А всё-таки – Аллилуйя!

             МАРИИ

Зимний ветер, а метёт вполсилы,
листьями оливы шелестя.
Расскажи, ты тяжко ли носила
первое заветное дитя.

У соседок толки да распросы,
вслед тебе презрение и смех;
муж косится: "Стал я рогоносец.
Признавайся, с кем случился грех?".

Ни словца не молвила ты против,
эту злую участь возлюбя.
Тужилась, комок горячей плоти
в муках исторгая из себя.

Лёжа на соломенной постели,
опершись на локоть, на боку
туго запелёнутое тельце
поднесла к набухшему соску.

С ним сроднившись общим кровотоком,
так, что крепче невозможна связь,
ты всегда жила сыновьим роком,
но и от себя не отреклась.

Сколько их поют ему осанну,
сонм учеников, а ты - одна.
Мутно-жёлты воды Иордана,
мелководье, а не видно дна.

Всё, что говорит он о терпенье,
кто понять сумеет, как не мать?
А тебе б обнять его колени,
грубую одежду постирать,

а тебе бы накормить сытнее,
а позднее - полный дом внучат,
но вокруг стремительно темнеет...
Слышишь? Слышишь? Плотники стучат.

Волосы закрыли тонкий профиль,
пот смешался с влагою из глаз...
Ты за ним дорогу до Голгофы
будешь проходить бессчётно раз.

Ты лежишь подстреленною птицей,
к влажно-смуглой коже липнет прядь,
и не знаешь, что потом случится,
да тебе о том не надо знать.

Но пока звезда сквозь щели в крыше
светит, и волхвы ещё в пути,
а младенец в яслях мирно дышит,
хоть немного, милая, поспи. 


                МОТЫЛЬКИ

Когда летит на пламя мошкара,
всерьёз кто тварей этих пожалеет?
Они взмывают с искрами костра,
короткой жизнью жертвуя своею.

А мы сидим, следя из-под руки
и отвернув лицо вполоборота,
как лёгкие сгорают мотыльки,
не осознав губительность полёта.

И путников болотные огни
манят сильнее сказочных утопий;
они идут сквозь бурелом и пни,
бесславно путь кончая в чёрной топи.

Тот, кто душою воспринять готов
любой посул, как будто пластырь к ране,
спешит на мишуру блестящих слов,
на сверк и треск пылающих воззваний.

Кто сделал выбор - не о тех печаль;
блаженные, пускай пребудут святы
когда-нибудь. 
А бабочек мне жаль.
Доверчивых. Ни в чём не виноватых. 

                      ТУМАН

Плывём, как рыбы, разевая рты,
глотая взвесь из морока и мрака.
Туман окутал воды и мосты,
скользят авто без номерного знака.
На волосах лежит холодный пар,
на башмаках - осадок донной мути,
в коротком свете бесполезных фар
дрожит желе мелкодисперсной ртути.
Поникших листьев войлочный колтун
прошил пунктир трамвайного вагона,
и фонари - десятки мутных лун -
из темноты плывут незаземлённо.
Покачиваясь, словно в стельку пьян,
знакомый город отстранён и странен...
Туман в словах и в головах туман,
да и прогноз пугающе туманен.