Skip navigation.
Home
Связь времён

Навигация
Home

2017- ГРИЦМАН, Андрей

     СВЯЗЬ ВРЕМЕН

              *  *  *  

Лишь боковая ветвь,
Сегмент хвостатых эволюций
На циферблате лет – момент.
Прохожий у истока улиц,
Случайно завернув в тупик,
Присев на пыль, раскрыв суму,
Остаток хлеба преломив,
Вы обнаружите луну.
В осколке битого стекла
Она трепещет и течёт.
Стекло возьмите. Не расчёт,
А просто память о луне.
Среди заборов, лопухов,
Пустого дома сгнивший кров
И свет, мелькающий в окне.
Смеркается вполне, и сух
Скрип половиц. Усталый слух
Определяет в тишине
Гортанный разговор машин,
Дрожащий город у реки.
Вы уходите налегке,
Но, прихоти поверив странной,
Вы не забудьте захватить
Осколок битого стекла,
Где отражённая луна
Ещё трепещет и течёт.


 

       «Иудейская война»
 
Тяжёлый сон привиделся однажды.
Он криками и дымом обрастал.
Там острый запах свежего креста,
позор, и жизнь, и утоленье жажды.
Дорога, топот, и металла звон
о каменную грудь Иотапаты,
и фляга над лицом,
её наклон.
Один глоток живительной расплаты
Клинком переливаясь, рвётся в горло!
 
А рослый пыльный римлянин смеётся,
и рубище уже намокло…
 
Осень. И ветер раздувает пепел храма,
И волны к побережью гонит…
И рядом с книгою седой Иосиф
От сновидений мечется и стонет.



              *  *  *  

За Вологдой, в тиши лесов,
Молочным озером под елью –
оазис северной деревни
с гостеприимством сонных псов.
И сонность, и остроконечность,
колонность сосен, лень берёз,
и будущий сухой мороз,
и беспощадный, и беспечный…
 
И белый белозёрский блеск
в окаменевшем отражанье.
И мир, и монастырь, и лес
в никонианском искаженье.
И в воздухе – сгущённый дух
на хвойных потемневших смолах,
как еле уловимый слух
о дымной горечи раскола…
 
И сети в рыбьей суете,
и солнце в пёстрой чешуе,
в холодной глубине пространства,
в лазоревом непостоянстве,
в дионисийской высоте.
 
И шёпот из последних сил
в глухой мохнатости приречной,
мерцающая бесконечность
необозначенных могил.


 
            *  *  *  

И жаркое нутро земное
расплавит древнее зерно.
И на младенческом наречье
тот мир гортанно нарекут.
В долине влажной Междуречья
засвищет кнут!
 
И мир качнётся караваном,
и не спеша расшевелит
земли запёкшиеся раны,
железо, воду и гранит,
и лёд далёких пирамид,
и волчью жажду Тамерлана.
И снова к небу вознесёт
органные густые звуки,
И снова кто-то не спасёт,
крестообразно вскинув руки.



                      *  *  *  

Себя потеряв, уже нечего больше искать.
Ни к чему говорить и сквозить несказанные басни.
Есть за этой чертой никому не известные песни.
Ещё дышит во сне на рассвете пустая кровать.
 
На рассвете пойму, почему невозможна потеря,
почему невозможен возврат в золотое Язона шитьё.
Когда тихо бормочешь сам себе на минуту не веря,
понимаешь, что если и есть, то нет, не житье,
 
а живьём превращенье в мутанта, в себе антипода.
И ладонь повисает, не достав до другого тепла.
Да и нет его. Только фрукты еврейского года,
да еще шевелится пока в камергерском зола.

Даже и не прошу, что, мол, жди, и вот-вот еще всё совершится.
Те неспетые песни шуршат, словно в роще листва.
Только это и надо, ну ещё и погасшие лица.
И тогда засыпаешь, не поняв – досчитал ли до ста.



                        *  *  *  

Я себя потерял, но, блуждая во мраке,
Среди чуждых домов я нашёл тихий свет.
Всё осталось в застывшем грамматическом знаке.
Но твой голос шептал бессловесный ответ.

Зашуршали цветы в придорожной канаве,
Что реальная жизнь – это только канва.
Так нашли мы себя в том бессмысленном слове,
Научившись молчать, проснувшись едва.

Всё, что было, я помню, и голос твой нежный
Всё струился в меня, как ручей в тишине.
И чудесные сны: Маттерхорн вечно снежный,
И родная сирень, – приплывали ко мне.

Так мы ищем язык и, блуждая во мраке, 
Чуждых душ и жилищ, на отлете душа
Переходит с твоей ту туманную реку,
То сольется на час, то взлетает спеша.

Только память о ней вспыхнет отблеском быстрым
В телефонном журчанье, в дыханье навзрыд.
Это есть наша жизнь, остальное лишь остов,
Сортировочный пункт, лязг, да вой Аонид.


                 *  *  *  

Чёткий абрис тянет, как рана.
В тёмном провале – мерцание совести.
В бездонном колодце ведро пропало,
лоб измазан сажей и известью.

Себя изводишь конечным временем, 
боишься шага к черте забвения.
Пора уж давно не клясться именем.
Да, в общем, и нету ни дна, ни имени.

И только лесом прогулка юности,
вернее, детства, в долине веры.
Там встречный топчется на опушке грустно,
в руке, на взлёте, сачок с химерой.



               *  *  *  

Прошлое тащится шлейфом.
Настоящее ломится кайфом.
Будущее нахмурилось
взятым взаймы запасом.

Так что, качнувшись под куполом,
лучше повиснуть до времени
у времени в средостении,
словно в обсерватории.

Где-то и дым не рассеялся.
Там прорастают растения,
предупреждение «есть нельзя».
Я говорю о везении.

Мы говорим о рассеянии,
скорее – не о расставании.
Там они пишут страннo,
Килобайтами. Лучше молчали бы.

Лучше бы тишь воскресения,
свист от состава полночного
и бормотанье Есенина,
без факультета столичного.

Внятна страница без имени
с горестными заметами.
Тихо луна над осинами
почтой плывёт безответно.



                *  *  *  

Останешься один и поиграй 
на инструменте внутренних конфликтов.
Ты огляди внимательно свой край.
Ландшафт уныл и снег на стёкла липнет.

Поездка, кажется, не удалась,
И мажется перо, и редко
в обыденность, в ее грудную клетку
с крылом подбитым плюхается страсть.



Памяти Джорджа Гаррисона

То с одним, то с другим
Расстаёмся с Битлами.
Да и сами, глядишь,
Из окошек глотаем

Бездну общих небес
И гитарного гуда.
Узнавая с утра,
Что случилось под утро.

То ли Джон, то ли Джордж.
То ли ты, то ли я.
Так в табачном дыму
Тает ткань бытия.

Быт ползёт.
Расстаёмся с детьми 
Навсегда. До, ре, ми. 
До, ре, ля. Да и я.
Гимн пропавшей страны.
Расстаёмся и мы.

Он звучит как аккорд
Опустевшему залу.
Нажимаешь remote –
Оживает гитара.
Вот экран-натюрморт.

Ставший общим ландшафт,
Фог над гаванью рано.
Ливерпуль ли, Нью-Йорк,
Где в траве свечи на
Земляничной поляне
Всё дрожат до утра.

Покурить и допеть,
Может, станет не пусто,
И становится грусть
Продолжением юности.
Так становится смерть
Атрибутом искусства.