Skip navigation.
Home
Связь времён

Навигация
Home » Переводы на русский

2021- ХВИЛОВСКИЙ, Эдуард. Переводы

Данте Габриэль Россетти

                    * * * 

Сонет – момент бессмертия души,
Мемориал из духа одного,
Сложенья букв простейших волшебство, 
Дань часу и бессмертию в тиши.
Поэта уложенье таково:
Текст высекай в граните, не спеши,
Век сам позолотит твои гроши,
Как дня велит и ночи торжество.
Сонет, как луидор: аверс его –
Душа, а реверс платит по счетам
Любви и Вознесенья самого.
Сонет – дань любведышащим ночам,
А часто и Харона он должник:
За вход туда, где смерти только лик.


                  Посвящение         

Смотри: меня зовут Меня-Здесь-Нет-
-И-Не-Было, Прощай-Же, Ни-Откуда.  
Ракушкою прикрыл я слуха чудо
Твоё и этой жизни пенный след.
В твоих глазах обилие того,
Что есть вся жизнь с любовью, но мой миг
Другую суть мучительно постиг  
Иного неизбывного всего.
Смотри как тих я! Но случись, разряд
На миг коснётся духа твоего
И трепета достигнет моего, – 
В моей улыбке твой утонет взгляд,
   Которому всегда сердечно рад,
   Как яви многопамятства всего.



                  Джон Китс
 
               Ода к Психее

Богиня! Внемли же моим стихам,              
    Нестройным в откровенном поклоненье.      
Прости, что тайны всех твоих саванн                    
    В моей услышишь песне умиленья.    
Мне показалось или видел я                
    Психеи легкокрылой пробужденье?
Раз по лесу брела душа моя, –
    И вдруг явилось милое виденье:
Узрел в траве я ангелов двоих 
    Под шепчущими листьев веерами.
Они природы были чудесами.
          Ручей вдали был тих.
          
Среди благоухающих цветов,
    Расцветших буйством радужных тонов,
Они вдыхали нежный запах трав,
    Касались крыльями, и руки их сплетались.
Их губы, не сходясь, разъединялись,
    Как если б разделял их тихий сон
И соединял всех вожделений сонм.                                                     
    Влюблённого узнал я – Купидона
                   и чародея.
Но кто же эта горлица-Мадонна?
                   Его Психея!

О поздняя, чудесная весна 
     Увядшей иерархии Олимпа!
Пленительней, чем Фебова Луна
     Иль Веспер. Восхитительная нимфа.
Красивей всех, без храма, без даров,
     без алтаря с цветами,
без хора сладкозвучных голосов,
     звучащего ночами,                                                                       
Без голоса, без лютни, без кадил
     размеренных качаний,
Без места поклонения, без сил   
     Пророка предсказаний.          

Прекрасная! Замолкли голоса
     Обетов старины и нежной лиры,
Когда святыми были все леса,
     Вода, огонь и жизни эликсиры.
Но даже в эти славные года
     Я над Олимпом зрю твои крыла
благочестивые. Ты небу так мила.
     Тобою вдохновлён как никогда.  
Твоим пребуду я (боготворя
     Тебя) и хором, и полночным пеньем,
И голосом, и лютней, и кадил
     Размеренным движеньем,       
И суммой воплощения всех сил    
     Пророка, и души его смиреньем. 

Священник твой, – тебе построю храм         
     В нехоженом углу воображенья, 
Где мысли всеблагого разветвленья
     Ветвятся, как сосновый Нотр-Дам.
Там, вдалеке, скопления дерев
      Озеленят обрывистые горы.
Под пенье птиц, ручьёв, зефиров, дев
      Дриады будут спать в краю Авроры.
Средь этой тишины, как бахромой,
      Aлтарь украшу розами я твой,
Решёткой самых лучших образцов,
      Бутонами и чудною звездой, 
Изысками цветочнейших пиров,
      Hеповторяющихся под Луной.
И только для тебя восторг немой,
      Который может мысль вообразить, –
В распахнутом окне огонь ночной,
      Чтобы любовь впустить.              



                Байрон

           Прелестнице

Она красива, словно ночь                  
И звезды в божеских мирах,
Всё лучшее всегда точь-в-точь
Отражено в её глазах,
И ничему не превозмочь
Искусства неба в чудесах.          

Один оттенок или штрих 
Не могут прелесть укротить
Волос вороньих ведьмовских
Или сиянье изменить
Лица, где мыслей ток благих
Узнал, как сладко им там быть.   
                                                  
Нежны, словесны всякий раз
И эти щёки, эта бровь,
Улыбок сладостный рассказ,
Дней благоденственная новь
И сладкозвучный мир для нас,
И сердца чистая любовь! 



          Чидиок Тичборн 

                   Элегия

Вся молодость моя – пустой узор,
Мой праздник – блюдо боли и тоски,
Моё добро – надежда и позор,
Мой урожай – лишь плевелов ростки.
День миновал, я солнца не видал,
Вот я живу – вот мой закончен бал.
Я слышен был, но не повествовал,               
Мой плод упал, но листья зелены,
Я видел мир, но мир меня не знал,
Мой час ушёл, но дни не сочтены.  
Нить порвана – её никто не прял,
Вот я живу – вот мой закончен бал.
Я смерть свою в рождении нашёл,
Я жизнь свою увидел лишь как тень,
Я твердь земли с могилою обрёл.
Рождён и умер в тот же самый день.
Мой кубок полн – и вдруг пустым он стал,
Вот я живу – вот мой закончен бал.

______________________________________________

Чидиок Тичборн был участником католического заговора 
с целью убийства королевы Елизаветы, за что вместе 
с другими заговорщиками был казнен в возрасе 23 лет. 
Стихотворение было написано Тичборном в темнице
за день до казни и включено им в последнее письмо жене.




       Джордж Сантаяна



           Сонет XLIII        
                                                                        
Во взоре – откровение богов,
Дианы сила в девственной руке
Твоей повелевает, как в силке,
Поклонников твоих лишая снов.
Да, боги здесь, средь наших куполов – 
Увидеть бы их души хоть в строке.
Они во мне и в каждом лепестке
Приветствуют нехитрый мой улов.
В начале добрых ангельских путей              
И ты была во власти их владений                
И всевозможных трепетных затей.                     
Когда же вдруг приходишь для страстей,   
Небесный свет и новизна прочтений
Внимают звукам музыки моей.
                         
                                                                                

Сонет XLIV

Восходы и заходы – для тебя! – 
Всех солнц на горизонтах всей земли.
Моя душа, подельница любви,
Вибрирует, одну тебя любя.
Гирлянды рос на праздниках лесных
И незабудки на больших лугах,
И влага на невиданных цветах, –
Всё для тебя, и только ты для них.
И для тебя я с радостью пашу
Ту ниву, коей чувства приношу.
Твой мёд печалей хлеб благословляет,
И с губ твоих, и с сердца позолот
Я пью всё той же дивной веры мёд.
Твой абрис небесам всегда внимает.




        Джордж Мередит 
 
               Сонет 16          

В ушедшие те дни был славный час,
Когда в ночи у яркого огня
Мы в пропасти увидели меня,
Тебя и все сомненья наших глаз.               
То был канун последнего панно  
Влюблённых. С ними Времени Канон,
Был слышен тихословно в унисон:
«Смешай с беседой лучшее вино».
О таинстве любви был разговор. 
Мы знали, что сокровище при нас 
Пока. «Любовь проходит. Здесь. Сейчас», – 
Сказал. Она потупила свой взор.
Я всполохи огней тогда постиг 
И слёзы пил с её пылавших щёк, 
И все рыданья бились о порог.
Меня всю жизнь преследует тот миг.



                 Сонет XXIII

В Рождественские дни уютный дом
Нас приютил в мансарде. Ну и пусть. 
Ведь всё равно где разгонять нам грусть,
Тем более, пирушка в доме том.
Стучит, гремит отчаянный загул,
Я глянул в преисподнюю. Зачем,
Дурак, пришел сюда за этим всем?
Вернулся, рухнул на пол и заснул.
Удар о безысходность головой.
Позор, предай всё ярости огня! 
О демоны, закуйте же меня
В действительности тягостной ночной.
Но неизвестность стынет в свете тьмы:
Когда я спал, мне дева-ангелок
Явилась. С ней я делал всё что мог,
Как если б на пирушке были мы.



     Уистен Хью Оден

Первое сентября 1939 года

Сижу в кабаке века
на Пятьдесят Второй
улице без Человека.
Всех здесь покинул покой.
Десятилетье бесчестья,
вóлны злобы и страха
все затопили предместья.
В центре города – плаха.
Затемнена земля.
Запах летучей смерти
ночь поглотил сентября. 

Важных наук скарабей
причину добыть бы мог
от Мартина Лютера дней
до нынешних: что за смог
окутал культуры чертог?
кто преступил порог?  
психомутант или бог?
Знает войны вестовой,
знает и школьник простой:
спустивший с цепи навет,
бурю получит в ответ.

Эллады изгой Фукидид
книжно обрисовал
демократичность хламид
и диктатуры обвал.
Осталось всё где-то с ним,
в память тех лет ушло,
а исчезающий дым
в чёрный предел унесло
норм из известных форм;
в тёмно-сырую печаль.
Такая вот вышла спираль...

В воздух, уже никакой
при небоскрёбах слепых,
вроде бы высотой
призванных всякий жмых
превозносить, летят
радиотрели волн.
Взгляд уже больше не взгляд –
вышла мечтательность вон.
Смотрит в одно стекло
обло и тяжело
зеленоглазое зло.
 
Люд в полированном баре
как-то старается жить,
лампа с лампою в паре
свет продолжает лить.
А в министерских залах –
форты и меблировка:
так и работает в парах
новая маскировка.
Мы же все, бедные дети,
не знаем где те и где эти,
и что происходит на свете.
 
Воинственная ерунда,
высоких речей накал
в нас бытует всегда, – 
как кто-то однажды сказал,
эту предвидев «новь».
Всё это так старо...
В плоть перешло и в кровь:
каждое существо
хочет не всех любить,
скорее наоборот, –
пусть все любят его.
 
Из невозможного мрака            
в этот обыденный день          
едут держатели знака –
люди – и клятв их тень.
Снова жёнам клянутся
в верности их дорог.                  
Сильные мира смеются,
оправдывают предлог.
Кто им сейчас поможет,
этим глухонемым?
Правда для них – что дым.
 
Есть лишь язык и голос
чтобы избавить от лжи
пустопорожней – Хронос
сапиенса межи
общей. Властей поднебесных
нет, как и личных царств.                                    
Нет панацей чудесных.
Беды у государств.
Разве что так придётся
ужас весь одолеть –
любить или умереть.        
 
Мы беззащитны в ночи.
В ступоре мир лежит.
Тусклы небес лучи.
Ужас сплошной летит
в гул, где толпа гудит,
мечется, говорит.
Я и она – одно.
Костная плоть и пыль.
Выпростано письмо
в ночь непрозрений. Быль –
с небылью заодно...


         Майкл Дрейтон

                 Сонет 6

С претензией лица вместо лица,                  
В каретах разъезжают здесь и там     
Обличья хитреца и стервеца,
Столь чуждые поэтам и стихам.
Тебе хочу я вечность подарить!
Когда исчезнет пепел этих дней,
Все королевы будут рады жить 
На подаянья красоты твоей.
И девы, прочитав мои стихи,
В восторге и от них, и от тебя,
Взгрустнут, что были серы и тихи,
Когда сияла радуга твоя.
Над толпами вульгарными кружить
Ты будешь – и в моих сонетах жить.



                   Сонет 9

Как все другие, размышляю я
О том, что выдумки мои пусты.
Использовал ли всё для полноты 
Метафор, в неизвестное идя? 
Отвечу, – да ведь я сошёл с ума!
У сумасшедших мутен всякий час:
То, что их мозг не понял в прошлый раз,         
В них и сидит, как истина сама.
Меля в бедламе глупым языком,
Я понял – мы со смыслом близнецы.
Уж девять лет как я «отдал концы»,
И именно таким я всем знаком.
Изъятые давно из смыслов, мы
Дурачиться в безумии вольны.


ХВИЛОВСКИЙ, Эдуард, Нью–Йорк. Родился в Одессе в 1946 году. Окончил филологический факультет университета. Работал в школе, в Мэрси колледже, сотрудничал в газете. Автор трех поэтических сборников. Публикации в журналах «День и ночь», «Новая Юность», «Новый журнал», «Стосвет», «Времена», «Слово», «45–я параллель»