ТАК ПРОСТО И НУЖНО ПИСАТЬ

     В декабре 2012 года исполняется четверть века с момента вручения Иосифу Бродскому Нобелевской премии по литературе. Это первая премия, присужденная за русскую поэзию, и на сегодняшний день последняя. 

    О Бродском принято говорить как о реформаторе русского стиха: действительно, его влияние на развитие русской строфики и просодии очевидно. Справедливо и то, что нобелевский лауреат прививал русской поэзии не свойственные ему до того элементы англоязычной поэтической традиции, прежде всего английских поэтов-метафизиков семнадцатого и двадцатого столетий, с их усложненной религиозно-философской метафорикой.

    Однако можно высказать гипотезу о том, что в последние годы жизни Иосиф Бродский обдумывал необходимость освоения русской поэзией еще одного английского стиля – стиля недосказанности и подтекста – того, что по-английски называется understatement. В его поздних эссе и интервью можно найти немало суждений о том, что в истории русского стиха нет автора с такой экономией художественных средств, как у Роберта Фроста или Томаса Харди, в чьих стихах, по мнению Бродского, экзистенциальная проблематика убрана глубоко в подтекст, а сам текст представляет собой нарочито простое, незамысловатое, почти прозаическое повествование. Нечто отдаленно похожее в русской поэзии Бродский видел лишь в «Северных элегиях» Анны Ахматовой. 

    В связи с этими рассуждениями приобретает значимость сообщение Марии Соццани, вдовы Иосифа Бродского, с которой недавно разговаривал московский журналист, книжный критик и исследователь современной поэзии Антон Желнов. По ее словам, в последние дни перед смертью Бродский часто вспоминал английского поэта Эдварда Томаса (1878-1917), особенно его стихотворение «Adlestrop», повторял, что «вот так просто и нужно писать», и последнее стихотворение самого Бродского «Август» –

своего рода поэтическое завещание – написано под явным влиянием текста Томаса. Нужно сказать, что Эдвард Томас – поэт не первого английского ряда, однако некоторые его вещи вполне хрестоматийны. Он был журналистом, дружил с Робертом Фростом и по его совету стал писать стихи. Начав поздно, написал немного, несколько десятков стихотворений в русле классической английской традиции, и погиб в Первую мировую войну.    

    Стихотворение «Adlestrop» – самое известное, оно включено во все английские антологии, однако, по моим сведениям, на русский язык переведено не было. В связи с чем я посчитал нужным его перевести. 

Привожу оригинал, свой перевод и «Август» Бродского. 

ADLESTROP 

Yes, I remember Adlestrop – 

The name, because one afternoon 

Of heat the express-train drew up there 

Unwontedly. It was late June. 

The steam hissed. Someone cleared his throat. 

No one left and no one came 

On the bare platform. What I saw 

Was Adlestrop – only the name 

And willows, willow-herb, and grass, 

And meadowsweet, and haycocks dry, 

No whit less still and lonely fair 

Than the high cloudlets in the sky. 

And for that minute a blackbird sang 

Close by, and round him, mistier, 

Farther and farther, all the birds 

Of Oxfordshire and Gloucestershire. 

ЭДЛСТРОП 

Я вспоминаю Эдлстроп – 

название, в июньский зной 

у этой станции зачем-то 

остановился поезд мой. 

Пар прошипел, раздался кашель. 

Никто не вышел из вагона. 

Лишь слово Эдлстроп я видел 

у опустевшего перрона – 

и ивы, и цветы, и травы, 

и сероватые стога 

стояли тихо, одиноко, 

как в поднебесье облака. 

И где-то рядом дрозд запел, 

а следом всюду, вдаль и вширь, 

запели голоса всех птиц 

графств Оксфордшир и Глостершир. 

Иосиф БРОДСКИЙ 

АВГУСТ 

Маленькие города, где вам не скажут правду. 

Да и зачем вам она, ведь всё равно – вчера. 

Вязы шуршат за окном, поддакивая ландшафту, 

известному только поезду. Где-то гудит пчела. 

Сделав себе карьеру из перепутья, витязь 

сам теперь светофор; плюс, впереди – река, 

и разница между зеркалом, в которое вы глядитесь, 

и теми, кто вас не помнит, тоже невелика. 

Запертые в жару, ставни увиты сплетнею 

или просто плющом, чтоб не попасть впросак. 

Загорелый подросток, выбежавший в переднюю, 

у вас отбирает будущее, стоя в одних трусах. 

Поэтому долго смеркается. Вечер обычно отлит 

в форму вокзальной площади, со статуей и т. п., 

где взгляд, в котором читается "Будь ты проклят", 

прямо пропорционален отсутствующей толпе. 

Андрей НОВИКОВ-ЛАНСКОЙ, Москва