Skip navigation.
Home

Навигация

Валерий ПАЙКОВ, Израиль



Поэт. Доктор мед наук, профессор. Родился  в 1939 г. на Украине. С 2000 г. живёт в Израиле. Член Союза русскоязычных писателей Израиля. Автор девяти стихотворных сборников. Публикации в периодике Израиля, Италии, России, США, в антологии "120 поэтов русскоязычного Израиля" (2005). Составитель альманаха "Год поэзии. Израиль" (совместно с Э. Ракитской).

2012-Пайков, Валерий

*   *   *
Жизнь моя, как песня рощи пряной,
словно летом солнечный ожог.
Я успел коснуться звездных планок –
не успею повторить прыжок.
С дальних просек переводы знал я
вздохов лунных на слова любви.
Грустно в осень, больно от признанья,
что ушли безумия твои.
Что на зов заговоривших листьев
никуда душа не поплыла...
Всё звенят осиновые кисти,
словно красные колокола.


ПЕРЕУЛОК ДЕТСТВА

Никого не зову "Загляните" –
самому бы. Охрипли созвучья,
стали ветхими прошлые нити –
всё вяжу их, чтоб сердце измучить.
Память мучит...
Всплывают: седое
и сырое весеннее утро,
наш подвал – ниже уровня моря,
чьи-то ноги, в калоши обуты.
"Зингер" тети стрекочет негромко –
вся одежда еще по талонам.
Победили. Но радости кроме
есть акация в платье зеленом,
двор, на троицу листьями устлан,
и вода, освятили, из Храма,
как соседкой обещано – устно,
хоть и знал я, что это из крана.
Песня есть, еле слышно, со стоном –
дед над книгой, истертой и в пятнах.
Победили. Дождались. И что нам
делать дальше, конечно, понятно:
папу ждать – к  незнакомым японцам
поезд мчал его через улусы.
Мама мне объяснила – я понял...
Мама плачет: наш папа вернулся.


НА ВЕЧНУЮ ТЕМУ

Когда воды сольются с небом
и продлятся землей синей,
обращусь я последним снегом,
превращусь в осторожный иней.
Я остался таким же верным –
одолел и костры, и ветры,
непонятные злые веры,
чтоб укутать тоской светлой
каждый вздох твой 
и шорох каждый
веток тонких, бледных, усталых.
Что осталось нам после кражи
наших жизней? – Любовь осталась.
Я украшу ее корону
переливом алмазных граней.
Я и словом ее не трону,
я и в мыслях ее не раню.
Буду только кружить и падать,
словно свет, что едва забрезжил,
на листвы золотые пряди
и на дом твой, где всё, как прежде.


ПОСЛЕДНИЙ ДОМ

Всё дальше ухожу от улиц у Днепра,
от дивных цветников, каштанов и шелковиц,
от главного окна и старого двора,
в котором ясень рос, от нашей "сотой" школы.

Остался лишь погост, где мать с отцом лежат,
и тетки, и дядья, чьи голоса со мною.
Они – мой дом, и здесь мой мир до пяди сжат,
и полон до краев печалью неземною.

Я весь – сама печаль, и собираюсь к ним,
мне нужно их обнять, ограды их и камни.
Опять на север мчит мой журавлиный клин,
зовет меня, кричит и машет мне крылами.

Летите, я один, мне нужно одному,
к тому же, крыльев нет – торчат одни лопатки.
Не бойтесь, я смогу, я всё теперь пойму,
что раньше не сумел, с собой играя в прятки.



ЧУДЕН ДНЕПР

Когда уйдут последние лучи, 
и опустеет переулок древний, 
я знаю, где-то зашумят деревья, 
и ясень тихо в стекла постучит. 

И лягут густо тени на комод 
и на диван – из довоенной дали. 
Их нет уже, кого мы в детстве ждали, – 
и горек мне наш ханаанский мед... 

А в доме том другие пьют вино, 
и двор огромный разделен на части, 
и городское новое начальство 
уже метет по-новому давно. 

И только Днепр всё так же чуден – стих 
разбой ветров и голос шумных ливней. 
И понимаешь, не было счастливей 
тебя тогда на берегах пустых.



*   *   *
Словно дань плачу, не знаю, кому, –
в ночь на первое января со всеми за стол:
новый год прошу, старый год кляну,
и благодарю, что прошел.

Знаю, что несправедлив: хорошо, что жив;
что дурная слава вильнула хвостом;
что одарен щедро от садов и жнив,
и птицы легкокрылые залетали в дом;

что дерево коралловое цвело, чтобы пел,
а дерево иудино – чтоб совесть берег;
и ветер ночами шелестел "у-успе-ел" –
и теплым песком укрывал порог.

Благодарю вчерашнее – лишь оно подаст,
но и сам учусь у цветов, у пчел.
Вывел себе формулу Екклесиаст:
"Всё проходит". Всё останется – не учел.


ОСЕНЬ  

Здравствуй, осень, светло и пусто
в потаенных твоих приделах.
Я согласен, ей-богу, пусть бы
надо мною осина рдела,
и звенела своим монистом,
и роняла на землю перстни.
Снова осень. Светло и чисто,
как бессмертные ее песни.

  
СОНЕТ

Воркуют голуби, и воробьи снуют,
и ветер кружит меж акаций желтых.
Прощальных снов серебряный салют
на синей глади утреннего шелка.
И тишина, и низкий солнца край,
как золотая корка каравая.
И белых птиц рванувший в небо грай
всё б слушал, слушал, глаз не открывая.
И дальний свет не отгоревших звезд
моей тоски растапливает воск...
Но прошлых лет не утихает замять.
И где слова, в которых все равны,
в которых нет разорванной страны, 
ее утрат... И что такое память?


ПИСЬМО

Снова жить? А ветер злой шумит,
и тоска по улицам крадется.
Ты одна осталась, Шуламит,
да луна, что спит на дне колодца.
Снова жить, исписывая вкось
о себе папируса тетради?
Для чего – ведь мы с тобою врозь.
Неужели, новой жизни ради?
Что бы ночь ни пела, не спеши
вслед за мной, за линию Синая –
здесь иные профили души,
и душа какая-то иная.



ПАЙКОВ, Валерий, Ашдод.  Поэт. Доктор мед наук, профессор. Родился  в 1939 г. на Украине. С 2000 г. живет в Израиле. Член Союза русскоязычных писателей Израиля. Автор девяти стихотворных сборников. Публикации в периодике Израиля, Италии, России, США, в антологии "120 поэтов русскоязычного Израиля" (2005). Составитель альманаха "Год поэзии. Израиль" (совместно с Э. Ракитской).