ВЕРА

Хорошо рассуждать о прошедшем, живя в настоящем,

только то, что вчера не нашли, мы лишь завтра обрящем.

Слово «опыт» насмешливый внук превратит в «опа-на!» –

днем ходил с фонарем, а в кармане пустая мошна.

В парке тропы усыпаны трупами тлеющих листьев.

Это осень, а в пасмурный день не до поиска истин.

Остается лишь верить, что летом всё будет о’кей,

что, вскочив на светило, поскачет по кругу жокей.

Это в школе скатаешь у Верки ответ – и четверка,

а старуха с клюкой не поверит в твои отговорки.

Если точных решений проблемы найти не дано,

значит с верой, как с верною Веркой, дружить суждено.

Я задач не боялся – решал их, считал варианты.

Со шкафов с укоризной глядят на меня фолианты,

но к премудрости их я давно потерял интерес,

потому что читаю лишь искры в глазах поэтесс,

потому что лишь вера – в любовь ли, в судьбу или в Бога

мне подскажет мистический смысл моего эпилога.

Я куда-то забросил напрасно светивший фонарь.

Буду мудрым ребенком разыскивать выход – как встарь.

                       БАЛАНС

Беспощадна цифирь, как над ней ни глумись –

сальдо-бульдо твое неприглядно на диво,

но тянись вопреки тяготению ввысь,

и, в балансе долги посчитав за активы,

неуемной душой излучай оптимизм.

Пусть узнает Чак Норрис, насколько ты крут,

пусть Рокфеллер поверит, что ты не в прогаре.

С каждым годом всё выше заводит маршрут...

Хоть шаром покати в опустевшем амбаре,

только сальдо баланса подводят не тут.

                        *   *   *

Редкая мысль долетит до середины строчки

после рутинных галер от шести до шести.

Бахус посудой звенит, забвение прочит –

знает про птицу в небе и хвост в горсти.

Свалишься во хмелю в прокрустово ложе

совести и улетишь далеко-далеко,

туда, где ни птиц, ни галер, где ничто не гложет,

где снайпер стреляет, а пули летят в молоко.

Танат стучится в двери, бесцеремонно будит.

Внутренний голос пытается что-то сказать,

но не понять ни слова. Входят какие-то люди –

не разглядеть сквозь слипшиеся глаза.

Остро всей кожей почувствовав жгучее тело

жены, повернешься к теплу, воспрянешь на миг,

по-звериному вспыхнешь, и всё – жизнь пролетела,

осталась лишь ночь, переходящая в мунковский крик.

              ДЕСТРУКЦИЯ

Давным давно озвучен приговор –

деструкция с отсрочкой исполненья.

Уж лучше б Хронос выстрелил в упор,

чем распадаться каждое мгновенье.

Струится ночь, волнующе журча,

но не видать красотки с коромыслом.

Лежишь и ждешь прихода палача,

не видя в жизни никакого смысла.

Как ни крути, семь бед – один ответ.

Не вечно от кота скрываться в норке, 

но бьется мысль отчаянно в подкорке

о том, что в смерти тоже смысла нет.

                ОТРАЖЕНИЕ

Кто ты, странник, глядящий пристально

из зеркальной мглы на меня –

воин света, идущий к истине,

или всадник Судного дня?

Прямо с юности – в преисподнюю

по намерениям благим

ты спускался, волей свободною

и неясной целью гоним.

Усыпленный голосом вкрадчивым,

так и шел – до адских котлов.

Сколько сил напрасно растрачено, 

сколько сказано лишних слов!

Не иначе как для прозрения

в нос ударил запах смолья…

А потом – подъем и парение

над соблазнами бытия,

над Эдемом чужой сторонушки.

Жизнь, подлей винца рифмачу,

ведь осталось – капля на донышке…

Бог еще ведет по лучу,

но уже сигнал о снижении

мать-сыра земля – за бугром! –

шлет зеркальному отражению

зла, повергнутого добром.

                   *   *   *

Народ не промах и король не плут

в стране, где днем отсыревает порох,

где пахнут грустью черные соборы,

как дом во глубине сибирских руд,

откуда я столетие назад,

махнув рукой на рухнувшие планы,

приехал в этот рай, а может – ад,

где правят бал дожди и доберманы.

Я верил в то, что перемена мест

слагаемых в момент изменит сумму,

что местный Симон понесет мой крест, 

чтобы помочь пришельцу-вольнодуму,

влюбившемуся в трели синих птиц,

но оказалось – жизнь и тут не сахар,

и если бы я не был вертопрахом,

ушел давно бы в мир микрочастиц.

Приехав от станка и от сохи,

я должен был не сочинять стихи,

а день-деньской настырно-бесшабашно

царапать плугом борозды на пашне.

Читатель, ты с метафорой знаком –

конечно, это в переносном смысле.

Чтоб не растечься тут по древу мыслью,

признаюсь в двух словах – пишу тайком,

лишь между делом – добывая хлеб

в обмен на водянистые мозоли,

в стихи порой вкрапляя ширпотреб

исчезнувший, но дорогой до боли –

пломбир, чекушку, пряную селедку,

мечты и дулю с маком посередке.

От сплина лечит русский магазин,

в котором кассой ведает грузин.

Чтобы улучшить свой метаболизм

и не считать барашков до рассвета,

я заглушаю в корне пессимизм.

Сказать по правде – ерунда всё это:

пространство и набор координат.

Важнее время, данное на вырост –

душе предписан вечный променад.

Коли свинья не съест и бог не выдаст.

                                       Когда-нибудь...

Когда-нибудь на склоне лет, устав от песни комариной,

ты потихоньку включишь свет и хлопнешь изверга холстиной.

С ритмичным тиканьем часов Морфей пришлет успокоенье,

но вдруг щемящий душу зов извне раздастся на мгновенье.

Очнувшись, ты шагнешь к окну и отодвинешь резко штору.

Я с неба гулко громыхну тебе о тамошних просторах,

промчусь по кронам ветерком – огонь и лед в одном флаконе,

воробышком – одним броском слечу с ольхи на подоконник,

сухим листком прильну к стеклу, затрепещу не понарошку,

и снова возвращусь во мглу – ждать света в дремлющем окошке.

МЕЛЬНИК, Александр, Льеж, Бельгия. Поэт. Родился в 1961 году в Молдавии. На Западе с 2000 года. Публикации в поэтических сборниках и журналах девяти стран. Сб. стихов: «Лестница с неба», 2010; «Метаморфоза», 2012. Президент ассоциации «Эмигрантская лира», организатор Всемирного поэтического фестиваля, международного поэтического интернет-конкурса, выездных поэтических вечеров. Редактор литературно-публицистического журнала «Эмигрантская лира».