Я зря не хочу тревожить Вас – как сказано, Богу – Богово,
И взять я едва ли прошлое сумею на абордаж,
Но всё ж, Александр Аркадьевич, ну, где же Ваши биографы,
От каждой строки нечитанной впадать готовые в раж?

Страна, как оно и водится, своих отвергала ратников,
А совесть больную вылечат юстиция и покой;
И Вас, сибарита столичного, я вижу в таёжном ватнике
Сидящим с лицом обветренным за стойкою на Тверской.

Покажут нам кадры хроники, о чём вспоминать не хочется,
Уже фимиамом сладостным, как дымом, прикрыта даль;
Но всё ж, Александр Аркадьевич, а как же Ваши пророчества?
Сбываются, всё сбывается. Вы знали про то. А жаль!

Что может быть унизительней – врага заслужить прощение?
Да этого не случается. – И думать к чему о нём?
И всё ж, Александр Аркадьевич, а где Ваше возвращение,
Без виз, без бумаг таможенных, в единый, в казённый дом?

Как много смогли предвидеть Вы, но Вами одно не сказано:
Что там, на державном поприще, кому-то не хватит мест.
И Бога из Храма выведут, чтоб чинно вошёл помазанник –
Как постного лба касается сановный монарший перст!

Невидимыми ступенями под небо уходит лестница,
И, может быть, там свидания случаются наяву.
Ах, нам, Александр Аркадьевич, домой возвратиться вместе бы.
Но Вам возвращаться незачем в сегодняшнюю Москву.