Skip navigation.
Home
Связь времён

Навигация
Home

2022-2023-ШЕРБ, Михаэль

* * *
Мы всё знали, конечно, знали, просто
Выбирали проблемы себе по росту,
Проживая в созданной нами Валгалле,
Всё мы видели, только глаза закрывали.

А теперь нас – за шкирку и мордой тычут,
А теперь что ни день, то урон да вычет,
И, гляди, расширяется, постепенно
Подбираясь к сердцу, пятно гангрены.

Ладно б путь тернист – горизонт неведом!
Где, скажи, Просвещенье, твоя победа?
Где твоё, Культура, стальное жало?
Ты дрожишь и жало своё поджала!

Мы б ушли с поверхности в катакомбы,
Но душа мощней водородной бомбы:
На Земле возникнет второе солнце,
Если мы вдруг не выдержим и взорвёмся.

Я полезен, как горка спитого чая,
Превращаюсь в зверя простипрощая –
Только шепчет, под лапой крошась, землица,
Что неплохо б и ненависти научиться.

* * *
Отделяя от птицы пение и полёт,
Набухает железо, лопается, цветёт.
Стая окон, взлетев, превращается в рой осколков.
Ураган, цепляясь за грунт из последних сил,
Ось симметрии выгнул, перекосил,
Словно хлебные крошки, строенья смахнув с пригорков.

Сводный хор скорбящих людей и зверей живых
На разорванный воздух криком наложит швы,
Но замолкнет вскоре, запутавшись в огласовках.
И опять над пожухшей травою сомкнётся синь.
В опустевших дворах – ни наволочек, ни простынь, –
Только дым повис на бельевых верёвках.

* * *
Идёт война? Нет, перед нами стоит война.
Чаша с отравой, выпей её до дна.
Выхлебай залпом – сразу настанет смерть.
Или по капле – на год за день стареть.

Видишь, плывёт в пылающих небесах
Дерево-вишня на розовых парусах,
А по-над ней, как белоснежный кит, –
Цел, невредим, – призрак Мрії летит в зенит.

Нынче у всех (людей) к небу задрана голова.
Что Вы сказали, принц? Я говорил слова!
Слово-глагол, слово-союз, предлог.
Так молоко русской речи свернулось во рту в творог.

* * *
Бесконечно бредя сквозь арки,
Потерявшийся насовсем,
Я блуждаю, как ветер Харькова,
В лабиринте сгоревших стен.

Сам хозяин своим рыданьям –
Их теперь не услышит никто, –
Но от собственного дыханья
Мне уже не бывает тепло.

Встрепенусь на рассвете жаворонком,
Чтобы к вечеру стать совой.
Днём и ночью упорно, жарко я
Дискутирую сам с собой.

Не забраться к Богу под юбку мне:
Завернувшись в спираль, как моллюск,
Сам себя на руках убаюкиваю,
Над собой до утра не сплю.

Подбородок, колени, локти,
Голова, поясница, живот:
Словно я был разломлен на ломти, -
Только каждая часть живёт.

Словно заново был раскроен
И разрезан великой бедой.
Ты полей меня мёртвой водою,
Прежде чем поливать живой.

* * *
Это брат мой Каин, он по призванию – коэн.
Я всегда беспокоюсь, а брат мой – всегда спокоен.
Мы привыкли быть вместе – даже шагаем в ногу.
Я служу ему сторожем. Оба мы служим Богу.

Мы не ходим за стадом – ходят стада за нами,
Не гуляем в садах – чтоб они подавились плодами!
Не смогли бы жить в деревнях, городах, посёлках –
Там дома вдоль улиц стоят, как гроба на полках.

Мы вдвоём сидим весь день на ступенях храма,
А ложимся спать – так кладём под голову мрамор,
Потому что холодный камень под жарким ухом
Позволяет заснуть скорей, чем подушка с пухом.

Мы скучаем – пара актёров в пустом театре,
Нас тоска освещает – внезапно, как вспышкой – натрий,
В темноте исчезая неуловимым ниндзя.
Мы не спим никогда – еженощно друг другу снимся.

Лишь слеза по щеке стекает, жирна, как ворвань,
Брат всю ночь убеждает меня в том, что я не мёртвый,
Потому что смерть не живёт среди нас, евреев.
Я и сам под утро хотел бы ему поверить.

три текста

1.
Он говорит: «Я понял однажды и принял, как истину, что
 абсолютно каждый: и молодой солдат, умирающий на поле боя
 от ран, и ветеран, умирающий в старости от инсульта, и какая-
нибудь чернокожая женщина, последовательница культа вуду, 
угасающая от лейкемии, и трехлетняя девочка в России,
 прозрачная кожа нежнее пушка мимозы, сгорающая от
 инфекционного туберкулеза,- все они, обитавшие раньше в
 лачугах, домах или многоэтажках, узнают о себе нечто очень
важное в самый первый момент смерти. И это знание, словно 
марка письму в конверте, придает законченность и значение 
всему пережитому».

Он говорит, что сперва, впадая в кому, бредешь по пустыне 
посмертия, утопая примерно на треть тела, которого, впрочем,
нет, в некоем войлоке. Пытаешься не смотреть вверх, но не 
видишь свет, поскольку безглаз, и у взора теперь нет век, чтоб 
закрыться спасительной пеленой.

Он говорит: «Тогда надо мной всходили вроде небесных светил 
лица живых и умерших, всех тех, кого я знал и любил, и каждое 
было словно бы светлый овал. Я молился на эти лица, и страх 
отступал.»

Он говорит, что слышал их быстрые голоса, глядел им в глаза, но 
потом перед ним возникла черта, пограничная полоса, за которой 
не виден цвет и не слышен глагол, и, якобы, он тогда и эту черту 
перешел.

Там, за чертой все его мысли представлялись в виде чисел и 
формул, а чувства его и дела – как предметы простейших форм и 
даже как абстрактные светлые и тёмные пятна. Впрочем, тут его 
речь становится вовсе невнятна.

Он говорит напоследок: «Затем наступил хэппи энд. И взамен 
слабой веры в бессмертье я приобрёл нерушимую веру в момент 
смерти».

2.
Все происходит буднично: слышишь громкий хлопок.
Сосед начинает клониться на правый бок,
Пытаясь фантик поднять, валяющийся на полу.
Потом замечаешь вдруг небольшую дыру
В спинке сидения прямо перед собой,
И осколок металла в обшивке рядом с дырой,
Затем – миллисекундный сбой,
Потом что-то влажное чувствуешь над губой,
Думаешь: надо бы вытащить из кармана платок,
Но уже распускается тёплый алый цветок,
Тянется к рёбрам, за лепестком лепесток
Засыхает на коже, блестит на свету, словно лак,
И виски стучат в унисон, словно есть лишь один висок:
Это лопнула шина, а ты испугался, чудак,
И на коже не кровь, это от солнца мазь,
Это лопнул мир, это бомба разорвалась.

3.
Ветрами, словно оспой,
Изрыт речной гранит, –
Пчелою медоносной
Печаль над ним звенит.

Закат дрожит и рвётся,
Натянут на колки:
Последний проблеск солнца,
Прощальный взмах руки.

Темнеют мостовые,
Тускнеют двор и сад,
Лишь окон пулевые
Отверстия кровят.

По этим алым меткам
Теней нисходит рать,
Спешит к вольерам, клеткам, –
Зверьё своё обнять,

Пока закат над нами
Посмертья кокон свил.
Касание губами.
Прикосновенье крыл.