Skip navigation.
Home

Навигация

Связь времён 10 выпуск- МИХАЛЕВИЧ-КАПЛАН, Игорь


            *  *  *

Я в Азию вернусь
кочевником раскосым,
в базарный гул толпы.
Зов забытых голосов
серых, с ушками ослов:
и-а, и-а,
аз-и-я, аз-и-я,
Азия!
Цветут персидские ковры
из зелени приправ
и помидорных пятен.
Дыней желтые холмы,
как верблюжие горбы.
Высь златого минарета
опрокинет солнце в стремя.
И вздыбится конь восточный
– черная грива, белое темя.
Астматически дышит оазис-кишлак
в раскаленных укусах змеиного жала.
И барханы тепла разрезая кинжалом,
сходит с ума ослепший мираж.
Трижды, Азия, я молюсь за тебя!
Снова будет дано ли увидеть?
Эй, мой конь!
Копытом не стучи,
чуть подожди, нетерпеливый...

 
УТРЕННИЙ КОФЕ В МОНАСТЫРЕ
 
В зеркале утро.
Напротив иконы
древо жизни
стучится в стекло.
Каппучино
парит из экспрессо
пенной молитвой любви.
Капуцины
робко ожидают кофе
в шоколадных робах.
Слова и жесты
на молочных лицах
согреют страсти расписные
прикосновением к стихии.
Палитра запахов
обнимет день в поклонах.
Часовня. Четки.
Заутреннее время,
как сахар в чашке,
чувства растворит.

 
          *  *  *

Я у твоей двери.
За ней сокрыты
голос и движенье.
Так трудно мне
остановить мгновение
в потоке времени.
И тяжело дышать –
сжимается в груди
пространство памяти –
умение любить.
Магические образы:
дорога, вечер, встреча,
загадочная власть
приятия судьбы.
Произошло мгновенно
тайное признание,
как исповедь вселенной,
где слух – предчувствие,
(вернее, приближение),
а зрение – мучительный барьер –
переступить порог –
по обе стороны двери:
...шаги, шаги, шаги....

 
          *  *  *

Вхожу в твои пределы,
где руки белы,
а тайны ночи
опускаются на грудь.
Луна двоится
твоим лицом,
начертанная за окном
покорным мелом.
А губы –
шепот листьев
перед дождем,
что будет длиться
до первых полуснов.
Не уходи –
ещё глаза горят
кошачьим блеском,
в зрачках теплится
медь на пепле.

 
            *  *  *

Твое имя –
в желтых лапках пчелиных,
как пыльца переносится
на соцветия дивные.
Сонно пахнет оно
медоносными травами.
Твое имя –
на горячей ладони гнездится
дикой горлицей.
Приласкаю его,
научу на плечо мне садиться.

 
            *  *  *

Брожу в тени.
Перебегает ветром голос листьев.
На ветвях птицы
купаются в прохладном кислороде.
Чернеет лодка.
Дыхание воды от рыбы серебрится.
Желание придет,
но силуэт на берегу не повторится...

 
          ЧЕРНЫЙ ДОЛГ
 
Черный кот в ночную тишину,
как в тень, пробрался,
лениво растянулся у камина,
чтоб сторожить хозяйское тепло.
Его светящихся два лунных диска
вращают стол, комод,
но ограничены квадратом
старинного зеркального трюмо.
Там отражается нейлоновая занавеска.
Ее покачивает бриз
открытой форточки окна.
Она гипнотизирует стерильным блеском.
И вот – в стремительном изгибе
тело летит к реке,
где пахнет камышом и спящей птицей,
где черный пробудившийся инстинкт –
настороженный, меткий и смертельный.