Skip navigation.
Home

Навигация

Валентина СИНКЕВИЧ, Филадельфия

Валентина Синкевич


Поэт, литературный критик, эссеист, редактор альманаха «Встречи». Составитель антологии русских поэтов второй волны эмиграции «Берега»,1992. Родилась в 1926 г. в Киеве. На Западе с 1942 г. Одна из авторов-составителей (с Д. Бобышевым и В. Крейдом) «Словаря поэтов русского зарубежья», 1999. Автор поэтических сборников и книг «Огни», 1973; «Наступление дня»,1978; «Цветенье трав»,1985; «Здесь я живу»,1988; «Избранное»,1992; «Триада», 1992; литературных мемуаров «…с благодарностию: „были“», 2002 и др., публикаций в ряде антологий и сборников: «Берега»,1992; «Строфы века», 1995; «Вернуться в Россию стихами»,1996; «Мы жили тогда на планете другой», 1997; «Русская поэзия XX века»,1999; «Киев. Русские поэты. XX век», 2003 и др., в периодических изданиях: «Перекрёстки/Встречи», «Побережье» (Филадельфия), «Новое русское слово», «Новый журнал» (Нью-Йорк) и др.

2011-Синкевич Валентина

 
  
          ВСТРЕЧА

Тоненькая книжечка стихов
Вами издана в Париже.
Пыльный запах шелка и духов.
Кресло. И собака руку лижет.

Ваше страстное, святое Ремесло
рифмовало всё, что было былью,
всё, что здесь забвеньем замело,
всё, что здесь покрылось пылью,

всё, что было много лет строкой,
ликом, отраженным зеркалами,
Вашим взглядом, сделавшим такой –
нашу ту, единственную встречу с Вами.

Всё же – разыскала Вас в стихах,
или закляла, покуда не воскресли
Вы, с упрямой неулыбкой на губах,
я, сидевшая когда-то в Вашем кресле.
                                                       
                  
                    11 СЕНТЯБРЯ 

Закроем двери в этот день, дочь,
Наденем самые темные платья.
Этот день на глазах превращается в ночь, 
на которую пало чье-то проклятье.

Слушать речи – что воду в ступе толочь.
Знаем только, что – смерть и что снова 
камни рушатся, будто в давние годы, дочь,
те, лишавшие близких крова.

Кто зовет, и кого зовут к небесам?
Камни рушатся, плавится воском железо.
Мир, расколотый вновь пополам,
Говорит, что к спокойствию путь отрезан.

Что сказать обо всем этом, дочь?
Сентябрям опять нет конца и нет краю
Двери на ключ, чтобы страх превозмочь...
Что еще? Я не знаю. Не знаю...

А на землю ложится тень.
Солнца нет. И луна не восходит.
Пыль и слезы. Так кончился день.
Только смерть еще около бродит.

                      ЛЕТОМ

Да полно, неужто так душно?
Влажная ночь наполняет угаром. Опять
без божества и без вдохновенья,
без стихотворения, вновь равнодушно
на ночь раздеться и лечь на кровать.

И заснуть до утра, до зимы, до мороза –
сани скрипят и полозья скользят по снегу
мимо влажной жары, мимо жарких каменьев.
Стихотвореньем в снегу распускается роза.
И снится: будто бы снова я выжить могу.

                   *   *   * 
Испания. Коррида. Коридор.
Ушла отсюда тень пришельца-Хемингуэя.
Но всё еще шаги свои считает Командор
и искушают Донны Анны губы, шея.

Здесь тот собор века уже молчит,
хранит свечу, зажженную убийцей,
крадущимся по кладкам древних плит
Испании каменнолицей.

Здесь только днем толпа пуста, пестра –
снует по улицам, вливаясь в магазины,
а ночью тенью страшной у костра
еретиков обугленно чернеют спины.

И каменно часы на башне бьют
двадцатого средневековья века,
Испания, где гениальный рыцарь-шут
навек воспел безумье человека.


                   *   *   *  
Да, мы требовали очень многого –
от работы в поте до высочайших тем.
И вот пустеет наше неуютное логово.
Но будьте благодарны тем,
писавшим чернилами, красками.
Плакали,
               днями работали,
а к звездам шли по ночам.
Что вы скажете нам, спокойные знахари?
Нас узнаете ль по смертельно усталым глазам?
Мы уходим с земли. А земля чужестранная.
А своя жестока. И на тысячу верст
разметала судьба нас,
одарила случайными странами –
знайте, путь наш был ох, как не прост.



  ВЕСТЬ ВИНОГРАДА

Так уезжают из дома.
Сложены вещи. Питье, сухари.
В теле знакомая с детства истома.
К двери пойди. И дверь отвори.

Что за порогом? Не догадаться.
Счастье. Несчастье. Где – позади?
Что, коль сегодня только пятнадцать,
а завтра больше шестидесяти?

Если поэт говорит – не надо
ни стихотворенья и ни звезды, –
что остается? – Весть винограда
о том, что вино будешь пить не ты.


                  *   *   *  
                                
      …Не жалею, не зову, не плачу.
                                        С. Есенин

И всё-таки когда-то позовешь.
Заплачешь. И слово грустное,
быть может, бросит в дрожь.
Стихи не буду я
тебе читать. Прочтешь сама
про то, как много находила я,
входя в чужие страны и дома,
про то, как далеко ходила я
не по своей, твоей вине,
про то, как злою силою
оставила меня ты в стороне
другой. И, слава Богу, я
живу, пишу в дому другом.
А ты останешься далекою
всё там, где был когда-то дом.