Триптих

                                         Василю Пиддубняку

                                1

Шел войной брат на брата, рать скакала на рать.

Ох, негоже, ребята, воевать помирать!

Ох, за что же за что же в сече вы полегли?

Отвернулся, похоже, Бог от нашей земли.

                               2

Час возмездия пробил. Пусть мы выжили, но

позабыть про Чернобыль никому не дано.

Загубили природу, сыплет пепел с небес.

Переждать непогоду лучше с водкой, чем без.

                               3

Затяжное ненастье. Сгинь злодейка- судьба!

Уповали на счастье, да сгубили себя.

Зря мы лезли из кожи, души мы не спасли.

Отвернулся, похоже, Бог от нашей земли...

Трусил прыгать с вышки,

из винтовки мазал.

Какой там сокол сталинский-

есть как есть шлимазл.

Но в боях под Ельней

пал он в поле чистом-

не шлимазл вовсе,

а герой отчизны.

Там и утрамбован

в общей яме братской.

Кто шлимазл кто сокол-

где тут разобраться...

                   ***

О других мы помним редко.

Кто- то помнит ли о нас?

Старый позабытый джаз,

ностальгическое ретро.

До скончанья наших дней

мгла смертельная нависла.

Больно потерять отчизну.

Душу потерять- больней.

                    ***

Не видать мне счастья в полной мере,

ведь родился не в краю отцов,

потому и числюсь на галере

самым нерадивым из гребцов.

                  ДЕТИ ПОБЕДЫ

                                Валерию Пасечнику

Время наших отцов- это было великое, славное время!

Но и гнусное время, позорное время, кровавое время.

Только даже и в это позорное, гнусное время

постарались отцы, исхитрились, посеяли семя.

Кто убит на войне, кто загублен по лагерным зонам.

Мы являлись на свет вопреки всем разумным резонам.

Здравствуй, жизни ожог! Не давали мы волю обидам.

Нас воспитывал двор по законам своим первобытным.

Сталин всем повелел, чтоб сердца из гранита и стали.

Мы не стали жлобьем, но героями тоже не стали.

Мы росли среди книг, не желали к злодействам привыкнуть.

Так ли, мама моя?

Где ты, мама моя?

Почему мне тебя не найти, не сыскать, не окликнуть?

        Из Недавнего Давнего

                  Но должен быть такой на свете дом,

                                         Белла Ахмадулина

Забыты мелочные козни,

их в жизни не было совсем.

Приглашены к поэту в гости,

вы в дверь звоните ровно в семь.

Свою восторженность увеча,

доверитесь пустым словам.

К вам пес бросается навстречу,

он бурно радуется вам.

Пропахло терпкими цветами

пространство чуткой тишины,

а вы дремучими стихами

поэта огорчать вольны.

Но вы недолго длите это,

и вам признателен поэт.

Что непривычно: книг поэта

совсем в его квартире нет.

Пробило восемь за стеною,

и вы прощаетесь тогда

с поэтом, псом и тишиною...

И знаете, что навсегда.

Листву сшибает ветер,

от леса лишь наброски...

Уже написан Вертер,

уже дочитан Бродский.

Доколе душу мучить,

коль всех давно издали?

Но лучшие из лучших

ушли в иные дали.

Все лучшие поэты

уже в иных пределах...

Зато избыток света

средь веток поределых.

                          ***

1

Где любовь моя, ау?- Как волной смыло.

Отчего мне больно так, горько так стало?

Было это ли вчера?- Да, вчера было,

но сегодня не сыскать даже след малый.

О прощении молить мне теперь поздно,

безрассудно, второпях век почти прожит. 

На фанерных небесах рисовал звезды,

беглый ангел возле них полетать сможет.

2

Душу ржавый гвоздь пронзал,

даже водка  не спасала.

-Я ушел,- он ей сказал.

-От тебя ушел,- сказал.

-От себя ушел,- сказал.

-Ото всех ушел,- сказал.

-Больше не могу,- сказал.

-Я с тобой,- она сказала.

3

Не гулял я весенним Парижем,

не был с ним даже в дальнем родстве.

Я за тех, кто оболган, унижен,

я за тех, кто всегда в меньшинстве.

Уповают они лишь на Бога,

и на них уповает лишь Он.

Я за тех, кто унижен, оболган,

я за тех, кто надежды лишен.

4

                                                      Посвящается Ане Гринберг,

Погаснувший костер не надо ворошить,

погаснувший огонь уже не возгорится,

я ехал умирать, но выпало мне жить,

я ехал погибать, но выпало родиться.

Не каждому дано свой дар предугадать,

расслышать зов судьбы, увы, не каждый может,

и то, что одному восторг и благодать,

другого то казнит, увечит и корежит.

Не знаю, почему избрали звезды нас

и почему они раскрыли нам объятья...

О, поздняя любовь, воспетая не раз,-

феерия и мрак, блаженство и проклятье.

Осенний легкий лист парит, как дирижабль,

пленительный пленэр в один момент истает.

Последняя любовь, тебя не удержать,

все длить бы, длить мираж, 

но жизни не хватает...

но жизни не хватает...

но жизни 

не хватает...

5

Заводит разлука

протяжный отчаянный вой,

февральская вьюга

смертельные раны залижет,

любил многих женщин,

сейчас не сыскать никого,

мне скит и безлюдье

сегодня значительно ближе,

и как бы нещадно

судьба ни глумилась порой,

гуляю над бездной

по самому крайнему краю.

Я в собственной жизни

играю заглавную роль.

Статисты уходят,

я сам до конца доиграю.

                      ***

Глянь, тот отрок в двух шагах- это я,

в мушкетерских сапогах- это я,

пионерский лагерь летний,

романтические бредни-

это я, это я, это я.

Тот мужчина вне судьбы- это я,

обошлось бы без пальбы- это я,

в угол он спешит забиться,

чтоб напиться и забыться-

это я, это я, это я. 

Жалкий шут средь старичков- это я,

дурачок из дурачков- это я,

жизнь его давно разбита,

ни старухи, ни корыта-

это я, это я, это я.

Да, мальчишка заводной- это я,

да, мужик запойный, злой- это я,

да, безумный дед чумной- это я.

Удалось мне, други- братцы,

между ними затеряться:

всюду я, всюду я, всюду я.

  

                  ***

Благочестье не в чести,

охмуряли кротких женщин.

Ложью больше, ложью меньше-

кто там будет счет вести?

Пели, пили до утра,

забавлялись, пустомели.

Нынче горькое похмелье,

нынче кончена игра.

Не построить храм на лжи.

Сам себе вопишь:" Предатель!"

Пробил час ,и счет предъявлен:

душу вынь да положи.

                          ***

Старый, вялый, полудохлый ёхарный бабай,

не терзай зазря гитару, сядь и выпивай,

мне твоих не надо песен, я свои пою,

врежь стакан и спи, болезный, баюшки- баю.

Настрогал ты горы текстов за недолгий срок,

эти песни перепеты вдоль и поперек,

но теперь иные ритмы у костра в лесу,

молодежь предпочитает гнусную попсу.

Так что зря, дружок, старался, выпей и уймись,

песни новые слагает боевая жизнь.

Ты постарше, я помладше, но для песьих стай

я такой же полудохлый ёхарный бабай.

                     ***

Донельзя жалкая картина-

палач улыбчив и любезен:

"Без вас тоскует гильотина,

мой господин, Париж вам тесен".

Вчера балы, амуры, сплетни,

сегодня- музыка иная,

и стоит ли Париж обедни

я сам, по совести, не знаю.

Палач мне руку пожимает,

улыбку выжимает снова.

"Как ваша светлость поживает?"

"Спасибо,- говорю,- хреново".

                       ***

Уж не потому ли, уж не потому ли

все надежды наши разом потонули,

оттого что мы бежали от любви,

мамочки мои ах, мамочки мои?

Уж не оттого ли, уж не оттого ли

не видать нам счастья, не видать нам доли,

потому что тонет полстраны в крови,

мамочки мои ах, мамочки мои?

Уж совсем понятно, уж совсем понятно,

почему на душах ржавчина и пятна:

были мы родные, стали мы ничьи,

мамочки мои, ах, мамочки мои!..

БРИФ, Михаил, Нью-Йорк. Поэт, прозаик, эссеист. Родился в г. Херсоне, Украина Закончил ХГПИ В Нью -Йорке с 1994 года. Автор шести поэтических книг "Високосный век",1991; "Галера",2003; "Единственное небо" ,2004; Братья милосердия", 2006; "Предзимье", 2007; "Черная дыра",2019. Неоднократно публиковался в периодических изданиях и альманахах бывшего СССР,  США и Европы, в журналах "Дружба народов", "Смена", "Новый журнал", «Вестник» и др.