Skip navigation.
Home

Навигация

МИХАИЛ ГЕНДЕЛЕВ, Тель-Авив



(1950,  Ленинград - 2009, Тель-Авив)


Поэт, переводчик. С 1977 г. жил в Израиле. Автор книг: «Стихотворения Михаила Генделева. 1984»; «Праздник» (1993); «Царь» (1997); «В садах Аллаха» (1997); «Неполное собрание сочинений» (2003); «Лёгкая музыка» (2004) и др.

***

В.Г.

Серебряная осень Палестины.
Совсем – и безнадежно запустили
заслуженный колониальный стиль.

А писем мы и вовсе не писали.
И пылью обернулись сами
листы, впитав серебряную пыль.

Кто упрекнет нас – даже вспомнит если –
там – в Метрополии – решат, что мы воскресли – так долго
были безупречны мы –

донашивая выцветшее хаки –
как самые упрямые служаки –
хамсин, оливы, бедные холмы.

***

                                                             М.



Как сладко пел мой рот пустой
с колодезного дна
но голоса из чёрных вод
не слышала она

всю ночь
и тьму ещё
и ночь
я звал: откликнись хоть!

но
нам никто не мог помочь
и не помог  
Господь.
1983

ЭЛЕГИЯ

Я к вам вернусь
ещё бы только свет
стоял всю ночь
и на реке
кричала

в одеждах праздничных
– ну а меня всё нет –
какая-нибудь память одичало
и чтоб
к водам пустынного причала
сошли друзья моих весёлых лет
я к вам вернусь
и он напрасно вертит
нанизанные бусины

– всё врут –
предчувствиям не верьте
– серебряный –
я выскользну из рук
и обернусь
и грохнет сердца стук от юности и от бессмертья
я к вам вернусь
от тишины оторван
своей

от тишины и забытья
и белой памяти для поцелуя я
подставлю горло:
шепчете мне вздор вы!
и лица обратят ко мне друзья
чудовища
из завизжавшей прорвы.

ИЗ ЦИКЛА «ДРУГОЕ НЕБО»

На небо я смотрел
на вид
на
вид войны
на белый свет

нет
у меня другой любви
и
этой
тоже нет

дурную память
истребят
серебряный
затянет
след

нет
у меня другой тебя
и
этой
  тоже нет

лицо завесь лицо завесь
в три длинных пряди свет завесь
нет у меня другой любви
а смерть
  какая есть.

***

Жизнь твоя разная птичьими буквами ангела
в небе подписана к небу подколота
в Городе Имени Неба давно переписана набело
но
не назначены
дата и колокол

ну а музычка твоя
каркает вместе с воронами
в солнце полощется под луною стирается
в Городе Имени Неба за городскими воротами
ветер в неё всё никак
не наиграется

а это кто там у нас её рубашонка короткая
а это кто там у нас русская
голая
а это дура-любовь перед воротами
только их восемь ворот
дата и колокол

а вот в трубы дутая с позолотой нежирною
лёгкая слава твоя с золотыми прожилками
и перед небом один
бормоча слово жимолость
и слово молодость
и снова жимолость.

ДВА СТИХОТВОРЕНИЯ ИЗ ЦИКЛА «МЕСЯЦ АВ»

M. К.
А месяц Ав полуденный пылал
пылал
неопалимый!
переломи
и брось ему калам
последний каллиграф Иерусалима

затем
что так один что тень от близнеца
– оглянешься –
отпрянет
затем что на губах не голос а пыльца
известняка
и губы тоже камень.

***







 
М.
Как сладко пел мой рот пустой

с колодезного дна

но голоса из чёрных вод

не слышала она



всю ночь

и тьму ещё

и ночь

я звал: откликнись хоть!



но

нам никто не мог помочь

и не помог 

Господь.

                                                       


1983

ДВА СТИХОТВОРЕНИЯ ИЗ ЦИКЛА «ВОЙНА В САДУ»

Взят череп в шлем
в ремни и пряжки челюсть
язык
взят
в рот

тьма
тьма и есть
покуда смотришь через
а не
наоборот

тьма это тьма
когда смотреть снаружи
но — взгляд
на чёрную росу покрывшую оружье
войну тому назад.

***

Л.М.

Не перевернётся страница
а
с мясом
вырвется:
ах!
в мгновенном бою на границе
у белого дня на глазах
с прищуром
тем более узким
чем
пристальнее
устремлён
Господь наш не знает по-русски
и русских не помнит имён.

РОМАНС «МОТЫЛЬКИ»

В такие дни
на дне которых
тьма

уже и не
метафоре
сродни

в такие наши дни
хихикать от ума
писать «Труды и Дни»

смотреть
как чёрные
на свет

летят
и белые на темень
мотыльки

на слух учиться тишине
которой нет
здесь на земле
но
есть
в конце строки

о нас ведь
ада голоса
уже слышны

и нас
уже зовут
по именам

но насмерть
мы не помним
наши сны

а насмерть спящие
уже
не верим снам.

ОПЫТ ИЗОБРАЖЕНИЯ ЖИВОЙ ПРИРОДЫ

Он в чёрном блеске времени возник
мой ангел, брат мой, мой двойник,
и вмиг
как слёзы заблистали
лик ослепительный
исчез,
тотчас звезда рассыпала хрусталик,
а об другой расплющил ноздри бес.

***

На русском языке последнем мне
я думаю
что
по себе есть сами
любовь война и смерть
как не
предлог для простодушных описаний
в повествовании о тьме и тишине.



Публикация Александра ВЕРНИКА и Петра КРИКСУНОВА