Skip navigation.
Home
Связь времён

Навигация
Home

Дмитрий Бобышев

БОБЫШЕВ, Дмитрий Васильевич, Шампейн, Иллинойс. Поэт, эссеист, мемуарист, переводчик, профессор Иллинойского университета в г. Шампейн-Урбана, США. Родился в Мариуполе в 1936 году, вырос и жил в Ленинграде, участвовал в самиздате. На Западе с 1979 года. Книги стихов: «Зияния» (Париж, 1979), «Звери св. Антония» (Нью-Йорк, 1985, совместно с Михаилом Шемякиным), «Полнота всего» (Санкт-Петербург, 1992), «Русские терцины и другие стихотворения» (Санкт-Петербург, 1992), «Ангелы и Силы» (Нью-Йорк, 1997), «Жар–Куст» (Париж, 2003), «Знакомства слов» (Москва, 2003), «Ода воздухоплаванию» (Москва, 2007). Автор-составитель раздела «Третья волна» в «Словаре поэтов русского зарубежья» (Санкт-Петербург, 1999). Автор литературных воспоминаний «Я здесь (человекотекст)» (Москва, 2003) и «Автопортрет в лицах (человекотекст)» (Москва, 2008). Подборки стихов, статьи и рецензии печатались в эмигрантских и российских журналах.

2011-Бобышев, Дмитрий


ДВА БЕЛЫХ ПИОНА

Два белых пиона
в стеклянном стакане
цветут исступленно,
и капля по стенке стекает…

Что это – посланье
двусложного нежного слова,
что горькими дышит маслами, –
в сейчас из былого?
Посланье прохлады, покоя –
без слов, но такое, такое,
чтоб душу – 
вот так же, наружу,
в сии лепестки и сияния сада,
навстречу цветенью,
за миг до распада, 
к вот-вот и гниенью…

Ну, чтобы помедлить мгновенью,
и облака свежие ломти
дарить, и не помнить,
другим, и, исчерпав,
их полнить.

Как обморок в полдень.
май 2006 г., Шампейн, Иллинойс

      ЛЕДИ  БОИНГ

Высоко пепелится
белeсый по синему след.
Летит неотмирная птица:
то ли есть она, то ль ее нет.

Вот и след разметало
по периметру бледных небес, –
сплав пластмасс и металла,
дух из бездн?

Не скажи, миллиардная штука, –
мы летали не раз.
Неужели ты кукла, ты шутка,
неужели не гулко и жутко
сердце бухало в нас?

Залетая
за оранжево-жаркий рубеж,
золотым залитая,
желто-рыжей ты делалась, беж.

В мега-игрища мозг вовлекая,
гуляла в моей голове.
И, лелея твое великанье,
как любил его я, Гулливер!

И откуда выпрастывал силы?
А землились мы с ней
мимо белых и синих,
чуть не черных огней.

Мимо темно-хвостатых
оперений наш плыл фюзеляж,
оставляя гигантку в остаток:
– Слазь, летатель, – земля ж!

Разорвала разлукою тело
на четыре огня
и в ядре громовом улетела
от меня.

январь 2004 г., Шампейн, Иллинойс


        ТЕНЬ  КИХОТА

Величие – вот мера великанов:
не сердце, не звезда, не куб.
Величье – главное лекало,
чтоб человеков вовлекало
кроить их одномерный культ.
Всем прочим – каракурт.

Высокопарны великаньи башни,
грозятся грохнуть с вышины;
замашки чародеев рукопашны,
им, даже дань отдавши,
все должны.
А кто не должен – те смешны.

Вот тоже, на седьмом десятке рыцарь
и жалок, и смешон:
не шлем блестит, а тазик, чтобы бриться.
Смеетесь, что не брит при этом он,
а ваше не в пуху ли рыльце?
Но истинно он рукоположён!

Так потряси ж копьем, иль пикой бранной,
старик, дурная голова,
пришпорь одра, прими ушибы, раны,
и крахом докажи, что великаны –
лишь мельничные жернова,
жующие слова, слова, слова.

                 18 июня 2005г., СПб, 2-ая линия ВО 




           СВЕТЛА...

Узлистое семя тирана,
... кремлевский воробушек, дочь,
спросонок босота Светлана
порхнула из форточки прочь.

И – в мир, и – в миры, в измеренья,
в иное и новое, вон!
Туда – за моря, в замиранья
себя, за собою вдогон.

Но там, на Луне, в деревенской
комфортно–стеклянной глуши
в подушку уж не дореветься
до ближней стоверстой души...

О нём голодается остро,
друзей не хватает до слез.
А эти глядят, как на монстра
опасного, но не всерьез.

Ах, как бы они лебезили,
когда бы им бешеный кнут,
чтоб знали! И – выблеск бессилья:
был папа оправданно крут.

Секомые знают и помнят,
мимически полно молчат...
Назад – в это логово комнат
до жарких и душных волчат

своих, чтоб вихры теребить им
(дадут ли, седые, теперь?).
В кремлевскую матерь-обитель
взахлоп для воробушка дверь.

Для рыси орлецкой, для тигра
ужель не найдется угла?
Пока свой конец не настигла
царевна в опале, светла..
              2 февр. 1983 Милуоки, Висконсин