НЫНЧЕ ВРЕМЯ СОБИРАТЬ КАМНИ

               *   *   *

Безлюдное утро – примета зимы.

Сиреневый запад, лиловый восток.

Белесый налет у янтарной хурмы.

Гремящий гранат, испаряющий сок.

В предвестье, в предместье суровой поры

С чего мы начнем восхожденье свое?

На площади той догорают костры,

На площади этой пирует вранье.

На площади третьей гуляют ветра,

И дети гуляют в рождественский час.

А что не суровая разве пора,

В которую матери втиснули нас?

Стенать по чужим и стрелять по своим.

Гулять по палаццо, спешить по плато.

Мой верный товарищ, давай улетим

В другую галактику лет через сто.

                                  *   *   *

Обновить вчерашнее лицо, нанизать на лапки пальтецо,

Выползти из темени на свет, оставляя гусеничный след,

Запахнуть плотнее пальтецо, запрокинуть к Господу лицо:

– Господи, я правды не боюсь, Господи, не бойся перегнуть.

Гусеницу, гаубицу, гнус, любит ли меня хоть кто-нибудь?

Боже, я в блокаде, в западне, боже, любопытства не унять:

Молится ли кто-то обо мне – только ты один и можешь знать.

Только ты один и можешь зреть: есть ли кто, желающий согреть?

Что – когда бы линию вести – на конце стрелы, в конце пути?

Ледяная взвесь, парной эффект? Что там слышно, любят или нет?

– Любят-любят-любят, говорил. Помнят, помнят, помнят, я слежу.

Не ходи по краю без перил. Жди, не заступая за межу.

Не тебе границы нарушать. Предоставь тут Господу решать.

Не беги на первый дальний зов, на второй — взгляни поверх голов.

Возвращаясь, начинай с азов: сборки пыли и мытья полов.

– Господи, я агнец чистоты. Так за что мне – бесы пустоты?

Кто же снимет этот крестный груз? Боже, я никак не разберусь.

– Невесом страстей дубовый крест. Невеселый житель этих мест

в спутники тебе определен, как Иисусу праведный Шимон,

Но в конце пути, когда, мой сын, до Голгофы будет шаг один.

                 *   *   *

                      1

Присмотрись, сощурившись, – кто там

Замер, как дитя после порки?

Фáнгорн ли вокруг, город Готэм,

Мертвые ли с косами, орки?

Это – я стою, брешь в грудине.

Видишь сквозь меня три дороги?

Я не сдвинусь с места отныне,

Разрази меня бандерлоги.

Господи, взгляни: легитимны

Помыслы, и лик человечен,

А какой дорогой идти мне,

Я не знаю: выбор увечен.

Как солдатик мирный убогий

После лобовой рукопашной,

И сама я стала дорогой,

Перекрестком, площадью, пашней.

Внутреннее длится изгнанье,

Память замыкает и глючит.

Ничему не учат страданья.

Ничему не учат, не учат.

               2

Кто это стоит на распутье,

Укрываясь утренней зыбью?

Жуткий, словно перст на безлюдье,

Страшный, словно рак на безрыбье.

Кто там? Кто там головы рубит,

Пропускает нас через сито?

Говорит, что любит нас, любит,

Вырастешь, мол, скажешь спасибо.

Это – Ты стоишь, я же вижу,

Господи, огонь на ланитах.

Что же ты стоишь, как в Париже

Эйфелева башня в софитах –

И ни с места впредь без подмоги,

Словно после битвы с дитятей:

То ли в омут, то ль ему в ноги,

Словно нет тебя виноватей.

           ТРИПТИХ

                               Памяти  С. Л.

                   1

Вперемежку ангелы и черти

Бродят в переделкинских лесах.

Наклоняясь, спрашивают: – Чей ты?

Мальчик о кудрявых волосах.

Сколько же у них к тебе вопросов,

Сколько кривотолков и потрав.

– Твой отец, случайно, не Иосиф,

Местный плотник, черен и кудряв?

– Не Иосиф, – шепчешь на крылечке,

Всходишь в дом, где – правдою сильна –

Кудри, как у жертвенной овечки,

Будет мать лелеять дотемна.

                    2

Оглянись, судимый высшей мерой,

Напоенный соками земли,

Сколько нас не за твоею верой,

За твоею ласкою пришли.

Сколько нас, заслушавшись до дрожи,

Жаждали не чуда, а тепла.

Чей ты? Чей из нас?

Помилуй, Боже,

Человек ты или же скала?

Господи, возьми меня, возжаждуй,

Буду самой страстною из жен.

Скажет: – Жено, жено, буду с каждой

В третий день и до конца времен.

                     3

Хор небесных ангелов и трубы

Горние над головой Отца.

От Него в тебе глаза и губы,

От Марии женственность лица.

Через всё преображенье видов

Он тебя возвел на пьедестал.

Чей же ты, Его или Давидов,

Чьи земные навыки впитал?

Помнишь, пил вино и плеч саженью

Подпирал то кровлю, то забор

Там, где всё подвержено старенью

И зарос черемухою двор?

               *   *   *

За окном, душа моя, кадмий,

На домах, душа моя, копоть.

Нынче время собирать камни,

Дыры в стынущей земле штопать.

Времена, душа моя, сеять.

Времена, душа моя, – в поле.

Посевная у тебя, челядь,

В подсознании сидит, что ли!

Ходят шествия в Бангкоке, в Нанте,

Никаких тебе, душа, пашен.

Затихает русский бунт в марте

Только в Киевской Руси нашей.

Сей, душа моя, семян горсти,

Вспоминай, душа моя, роды.

Сыновей, душа моя, кости 

Прорастут еще, дадут всходы.

Лазуритом расцветет небо,

Лазареты, горький вкус дыма. 

Смоет всё, душа моя, недра 

Стоэтажная волна с Крыма.

               *   *   *

На пеленальном столике в пеленке

Свершившееся чудо о ребенке,

В котором миг за мигом все черты

Меняются: вот я, и тут же – ты.

Нет, ты не видишь. Как же ты несчастен!

В далеком доме, где уклад всевластен,

И распорядок жизни предрешен:

Не знаешь ты, как оживает он!

Как человек рождается на третий,

На пятый день, как в сонме междометий

Лепечет он случайное «люблю».

Как я ему тебя любить велю.

Рождается он медленно, как зданье

Возводится, как будто есть заданье

И план постройки, и огромный кран –

чтоб в небо рос. Он будет великан.

Я молча плачу, превращаясь в млеко,

О том, что ты не видел человека

возникновенье; что – ценней всего

Учиться у младенчества его.

Но вот на старой койке, на клеенке

Свершившееся чудо о ребенке,

Прожившем долгий жизненный отмер –

Он старость, он руина, он Гомер.

Он внутреннего зрения рассказчик,

Мне жаль тебя, беспечности образчик:

О сколько этот пламенный слепец

О жизни может ведать под конец.

Не наблюдая старости воочью,

Что знаешь ты о жизни? Трель сорочью

Про скоротечность дней и бег эпох…

А старость знает, что такое Бог.

А старость – это стройными рядами

Воспоминанья, щедрые плодами:

Немыслимыми связями в котле

Всего, что происходит на Земле.

Мой дом уснул, со старцами, с дитями,

Они несутся встречными путями,

Люблю их снов земную благодать.

И так легко! тебе не передать.

  Мария Олеговна ВАТУТИНА родилась в Москве в 1968 году. Окончила Московский юридический институт, Литературный институт им.М.Горького, факультет “Поэзия”, семинар Игоря Волгина. Член Союза писателей России с 1997 г. Постоянный автор журналов “Новый мир”, “Знамя”, “Октябрь” и т.д. Книги стихов: “Московские стихи” (1996), “Четвертый Рим” (2000), “Перемена времен” (2006), “Девочка наша” (2008). Победитель Всероссийского конкурса молодых поэтов русского Пен-центра “Неизвестные поэты России” (2000). Лауреат Волошинского конкурса 2004 года, дипломант 2006–2007 годов. Лауреат премии “Заблудившийся трамвай” (2007, 2-е место). Лауреат премии “Московский счет” (2009, специальная премия), поэтической премии “Нового мира” “Anthologia” (2010) и Международной Волошинской премии (2011), лауреат Бунинской премии за 2012 год, премии журнала «Октябрь» за 2012 год. Живет в Москве.