Skip navigation.
Home

Навигация

Виктор ГОЛКОВ, Тель-Авив

Виктор Голков


Поэт, писатель, литературный критик. Родился в Кишинёве в 1954 году. В эмиграции с 1992 года. Печатался в журналах "22", "Алеф", "Кодры", "Крещатик", "Интерпоэзия" и др.; альманахах "Евреи и Россия в современной поэзии","Всемирный день поэзии". Автор шести сборников стихов и повести-сказки в соавторстве с О. Минкиным.

2012-Голков, Виктор


*   *   *
Поет скворец в апреле на заре,
потом другой – какая перекличка!
Словно стихи, восторг, любовь – привычка...
И вишни все в чеканном серебре.

Вновь тишина, вздымается рассвет.
Мои тревоги ото сна восстали
и жизнь мою до корки пролистали,
тяжелый том, в котором смысла нет.

*   *   *
Каждая жизнь, приходящая в мир ниоткуда,
ищет возможность свободу свою обрести.
Каждое сердце надеется втайне на чудо,
скорбный свой крест не желает во мраке нести.

Мечутся сущности в черном кругу алгоритма.
Страсть ударяет по выпуклой мысли, как плеть.
Но на исходе какого-то нового ритма
трудно бывает в безвестности не околеть.

Нации – звери  за место под солнцем грызутся.
В радужном облаке тополь стоит дотемна.
В поисках воли они от себя не спасутся.
Где-то над городом песня угрозы слышна.

*   *   *
Мой мозг распух, и нервы обнажились,
И как вороны, мысли закружились.
Заткнуть бы уши или принять яд,
Чтобы не слышать, как они вопят.

А рядом дождь струится тополиный,
Но нет для сердца песни соловьиной.
В моей квартире даже днем темно,
Лишь в центре пола – жаркое пятно.


*   *   *
Когда духовный схлынет вал,
вся жизнь – как белая палата.
И чем гордился, что скрывал,
осенним холодом объято.

Не надо многого душе:
желтеет редкий лес на склоне
холма. И пусто в шалаше,
и прошлое – как на ладони.

*   *   *
Повис между двумя мирами
над бархатом ночных полей.
Но прошлого в оконной раме
мне будущее не милей.

Еще не там, уже не здесь я,
постылой Родины лишен.
Но по законам поднебесья
мой дух пока не воскрешен.

Трещит по швам его темница,
виднеется волшебный сад.
А он панически боится
и смотрит жалобно назад.

*   *   * 
Это, в общем-то, очень приятно,
Что уже не болит голова.
Только вот – пустота необъятна
И бессмысленны наши слова.

Лишь душа воспарит бессловесно,
Излучая таинственный свет.
В никуда поднимаясь отвесно
И сквозь вечность скользя, как корвет.


*   *   *
Жизнь бросаю на весы,
мысли мечутся, как мухи.
Неподъемные часы
к голосу рассудка глухи.

Всё коверкают и мнут
взорванных осколки радуг:
остается пять минут –
навести в себе порядок.

Вот и треснуло – гоп-ля! –
жизни зеркало кривое,
и встает над головою
комом – русская земля.

*   *   *
Вообще говоря, я не мог бы любить этот город,
где машины, как мухи, торчат на любом пустыре.
И холодные капли с утра заползают под ворот,
и трава начинает, как в марте, расти в январе.

Я осколок страны, что покончила с временем счеты.
Обозначенный еле, ее исторический след.
И пронзительным утром бывает мне пусто, до рвоты,
если свет заблестит, угрожающий, как пистолет.

*   *   *
Крах моей души свершился,
если души – это явь.
Тополиный пух кружился,
по земле пускался вплавь.

И теперь второстепенно
всё, что связано с судьбой:
на другом краю вселенной
горек кислород рябой.

В этом новом измеренье,
где рука висит, как плеть,
будет лишь стихотворенье
флагом издали белеть.

*   *   *
Есть такая страна – Словоблудье.
Я там жил до глубоких седин.
Как на рынке, толкаются люди,
Но известно, что ты  –   не один.

А теперь я лишился гражданства,
Потому что слова не блудят,
И задавлено трезвостью пьянство,
Лишь во сне невидимки галдят.


*   *   *
Исчезли дамы, господа
И вся красивая эпоха.
Исчезла  посредине вздоха
Лихих товарищей орда.

Ислам бессмысленный идет,
Мелькает полумесяц белый.
И мусульманин оголтелый
Тротил за пазуху кладет.


*   *   *   
Том забытый пролистал,
Древних слов коснулся взглядом.
Словно ночью пролетал
Я над майским их парадом.

А они ушли, ушли,
Друг на друга не похожи.
И поют из-под земли
Хором – Господи мой боже.