Skip navigation.
Home

Навигация

Майя НИКУЛИНА, Екатеринбург


поэт, писатель, учёный и публицист. Родилась в 1937 году в Свердловске. Окончила Уральский государственный университет, филологический факультет. Работала библиографом, редактором, заместителем главного редактора екатеринбургского журнала «Урал». В настоящее время – ведущий преподаватель гуманитарной гимназии «Корифей». Автор пяти поэтических книг: «Мой дом и сад», «Имена», «Душа права», «Колея», «Бабья трава», а также книг прозы и исследований, посвящённых философскому осмыслению и переосмыслению культуры и истории Урала. Лауреат ряда литературных премий.

***

Страданий наших долгая надсада
преобразилась в мужество и труд –
так ветер принимает форму сада,
кипящего и скрученного в жгут.


И так душа парящая моя
вплетается в обычный ход событий,
в крест-накрест перетянутые нити
единственной основы бытия.


Уже люблю свой многостенный дом
и чту его как суть свою и ровню,
пока шумят деревья за окном
и облака стучат дождём о кровлю.


Уже заметно, как сама собой
над первым криком и последней глиной
просвечивает грубая холстина,
и видно, как над крышей и судьбой


легко восходит ясная звезда,
и в знак того, что не единым хлебом
живём,
 светлеет длящееся небо,
которым мы не будем никогда.

***

                                    Юрию Казарину


Ты не друг мой любимый,
не добрый брат,
нас с тобою не страсть и не дом связали,
мы с тобой породнились тому назад
не измерено, сколько веков и далей.
Тогда хлеб был пресен и беден кров,
и земля неоглядна, суха, сурова,
и цари отличались от пастухов
только тяжестью крови и даром слова.

***

Так среди прочих щедрот,
летних, садовых и влажных,
вздрогнешь и вспомнишь однажды –
господи, липа цветёт!


Мёд от земли до небес,
утренний воздух дарёный –
и среди прочих чудес –
венчик её оперённый.


Ласковый шёлковый пух
бедные губы щекочет –
слово не найдено. – Дух.
Дышит.
  И дышит, где хочет.

***

Так грозно во мне убывает природа,
что время летит напрямик.
Но живы мои херсонесские своды,
но крепко вросли в материк.


Но так на пределе, но так на просторе,
но так у сплошных берегов,
что манит и манит в огромное море
дельфинья улыбка богов.

***

Колдующий в торжественных ночах,
творец оттенков, запахов и пятен,
Шопен кустарников и Моцарт голубятен,
как страсть твоя чиста и горяча.


То тайным свистом выманит – пора,
то жарким сентябрём пройдет по склонам,
а вскинет скрипки к плечикам калёным
и так поет, и так томит с утра,


что дом живёт воротами на юг,
и встречный мальчик с тихими глазами
уж до того лукав стоит и юн –
вот-вот колчан заблещет за плечами.
И вздрогнет лук.
     И мы пойдём сейчас,
сжигая душу и кляня рассудок,
неистовый, наивный шёпот дудок
и шелест флейт, растущих возле нас.

***

Я так долго со смертью жила,
что бояться её перестала –
собирала семью у стола,
ей, проклятой, кусок подавала,
я таких смельчаков и юнцов
уступила ей, суке постылой.
Наклонялась над ветхим лицом,
и она мне дышала в затылок.


Что ей мой запоздалый птенец,
вдовья радость, цыганские перья.
А она караулит за дверью…
– Уступи мне его наконец.
Ну, сильна ты, да всё не щедра,
я добрее тебя и моложе…
И она мне сказала: – Сестра,
посмотри, как мы стали похожи…

***

И, право, не только столица сыта в рождество,
в любую нору загляните  –  всё пиво да брашно.
Живите на Вые, на Лае, – а всё ничего,
В Судогде, в Чернотичах, в Потьме  –  и тоже не страшно.                                                       
Хозяйка сойдёт в закрома и в положенный срок
отсыплет пшеницы и ржицы на брагу и тесто,
нарубит начинок, спечёт ритуальный пирог,
залётного гостя усадит на лучшее место,
и память подвинет, как кашу к бараньей ноге,
как хрен к поросёнку:  – Мы раньше-то слаще едали,
какое зверьё жировало в тогдашней тайге,
а птицы какие, и сами в силки попадали...


И топится печь, и возносится дым над трубой,
и масляный шёпот крадётся над снежной равниной:                                                                                                                
– А щей с потрохами, а супу с лосиной губой,
а репы с грибами, а шанег, а чаю с малиной?..

***

Дыханием, желанием единым
утрату одолеть и превозмочь,
осилить два коленца соловьиных
и повторить торжественную ночь


с боярышником тесным и пахучим
в древесной влажнодышащей толпе,
где мелким блеском, кратким и колючим,
блестит кремень на выбитой тропе,


где наши разноцветные палатки
большим венком уложены в траве
под берегом, где ласточки и лодки
живут в таком стремительном родстве,


что ты, устав от долгого ночлега,
от легковерных дружеских забав,
перелетел по лодкам через реку,
реки не расплескав.