Skip navigation.
Home
Связь времён

Навигация
Home

Связь времён 10 выпуск-ГОРЯЧЕВА, Юлия-Беседа с Джулианом Генри ЛОУЭНФЕЛЬДОМ

                                                          Юлия ГОРЯЧЕВА


             Беседа с Джулианом Генри ЛОУЭНФЕЛЬДОМ

       Современный американский и российский переводчик и
 драматург Джулиан Генри Лоуэнфельд продолжил родовую
 традицию перевода русской классики – его прадедушка, 
 Рафаэль Левенфельд, был первым переводчиком
 произведений Льва Толстого на немецкий и поставил в начале
 ХХ века пьесу «Власть тьмы» в основанном им 
Шиллеровском театре в Берлине. В двуязычной русско-
английской книге Д.Г.Лоуэнфельда «Мой талисман»
 (Избранная лирика и биография Александра Пушкина),
 вышедшей в 2015 г. и переизданной в 2018 г. в  ИЦ 
«Москвоведение», представлены более сотни стихотворений,
 главы из романа "Евгений Онегин», сцены из «Бориса 
Годунова», выдержки из поэм, сказки и рисунки русского
 классика.

Юлия Горячева – Как началось ваше увлечение Пушкиным?

Джулиан Генри Лоуэнфельд – Через Окуджаву. Случайно 
услышал его песню «Молитва» и влюбился в само звучание
 языка. И все! Решил русский выучить. Далее Пушкин,
 поскольку он – Эверест русского языка. Еще бесконечно 
обязан моей чудесной и любимой наставнице Надежде
 Семеновне Брагинской, которая работала много лет в музее на 
Мойке, 12. Она столько знаний и вдохновения мне дала!

Ю.Г. – В очерке «Мой талисман» одноименной книги вы
 полемизируете с Владимиром Набоковым, написавшим о
 невозможности переводить Пушкина не досконально…

Д.ГЛ. – Набоков буквально сказал: «Перевести Пушкина 
математически невозможно... Я в целях достижения
 дословности принес в жертву все: элегантность,
 музыкальность, прозрачность, изящество, свежую
 современность и даже иногда грамматику». Но, во-первых,
 при чем тут математика? Во-вторых, как можно Пушкина
 перевести без всего, что Набоков считал излишним?
 Особенно без его музыки. Получается совершенно 
безжизненный музейный экспонат, приколотый под стеклом с
 аккуратненькой этикеткой известным специалистом по
бабочкам, но без намека на неописуемую грацию живой
 бабочки, порхающей по горным лугам. Интересно, что
 музыка на самом деле способствует более дословному
 переводу как компас. А Набоков, выбросив компас, иногда
 жутко привирал.

Ю.Г. – Как вам кажется, почему Толстой и Достоевский
 более популярны за границей, чем Пушкин?

Д.Г.Л. – Потому что проза легче переводится. Вот и все. А
 поэта понимает только поэт. Мало иностранных поэтов до 
такой степени владеют русским, чтобы понимать Пушкина.

Ю.Г. – Надо ли популяризировать Пушкина?

Д.Г.Л. – Вспомните знаменитое: «Поэт! Не дорожи любовию 
народной...». Надо его читать, надо ему внимать,надо вникать 
по-настоящему. Побыть с Пушкиным «на дружеской ноге». 
Сердцем. Этого вполне достаточно. Это так легко, и так 
трудно одновременно.

Ю.Г. – Ваше любимое стихотворение Пушкина?

Д.Г.Л.  – Это как спросить: – Кто ваш любимый ребенок? Не 
дерзну ответить. Но в последнее время очень люблю 
повторять стихи, посвященные Евпраксии Вульф («Зизи, 
кристалл души моей»), когда ей было, кажется, лет 16. Даю с 
моим переводом:

Если жизнь тебя обманет,
Не печалься, не сердись!
В день уныния смирись:
День веселья, верь, настанет.

Сердце в будущем живет;
Настоящее уныло:
Все мгновенно, все пройдет;
Что пройдет, то будет мило.

* * *
If perchance life should deceive you
Be not gloomy, be not riled.
To sad days be reconciled.
Days of joy, believe, are near you.

In the future the heart lives
Though the present is not cheering
All's but a moment, passing swift;
What has passed will be endearing.

Ю.Г. – Был ли Пушкин либералом в европейском значении 
этого слова?

Д.Г.Л.  – Он был за честь, доброту, свободу и справедливость. 
Я бы при этом не назвал его ни либералом, ни консерватором. 
В нем всегда сохранялся удивительный внутренний баланс. 
Вспоминаю его письмо Чаадаеву от 19 октября 1836 года: 
«Хотя лично я сердечно привязан к государю, я далеко не 
восторгаюсь всем, что вижу вокруг себя; как литератора – 
меня раздражают, как человека с предрассудками – я оскорблен, – 
но клянусь честью, что ни за что на свете я не хотел бы 
переменить отечество или иметь другую историю, кроме 
истории наших предков, такой, какой нам Бог ее дал.
... Поспорив с вами, я должен вам сказать, что многое в вашем 
послании глубоко верно. Действительно, нужно сознаться, 
что наша общественная жизнь – грустная вещь. Что это 
отсутствие общественного мнения, это равнодушие ко всему, 
что является долгом, справедливостью и истиной, это циничное 
презрение к человеческой мысли и достоинству – поистине 
могут привести в отчаяние». Чувствуете баланс?

Ю.Г.  – Следите ли вы за современной пушкинистикой в 
России?   Кто из авторов наиболее интересен?

Д.Г.Л. – Преклоняюсь прежде всего перед замечательным
 Валентином Семеновичем Непомнящим из Института мировой 
литературы РАН. (К сожалению, известный  российский 
литературовед-пушкинист Валентин  Семёнович Непомнящий в 
сентябре 2020 года ушёл из жизни. – Ред.) Великолепна Ирина 
Сурат из того же ИМЛИ. Ценю авторов, которым важнее 
духовный мир поэта и меньше всего охота смотреть в 
замочную скважину на поэта в его будуаре.

Ю.Г.  – Валерий Брюсов сказал, что Пушкин похож на реку с 
необычайно прозрачной водой, сквозь которую дно кажется 
совсем близким, а на самом деле там страшная глубина. 
Ваша книга «Мой талисман» и статья о феномене Пушкина 
великолепно подтверждают это. Какую главную задачу вы 
ставили, работая над рукописью?

Д.Г.Л.  – Любовь разве ставит задачи по-военному? Извините, 
что отвечаю вопросом на вопрос. Я люблю Пушкина. Я хотел 
бы передать эту любовь, эту бесконечную и исконную 
радость русскую всему миру. Но разве это задача? Да это 
просто счастье!

Ю.Г.  – В какой степени ваши родители ориентировали вас 
на переводческую работу? Вы же правнук первого 
переводчика произведений Льва Толстого на немецкий…

Д.Г.Л. – Однажды мой папа, который не только был 
известным профессором права и знал четыре языка (но не
 русский), шутя меня спросил: «Пушкин кто, либреттист 
Чайковского?» Конечно, после этого нужно было ему 
ответить досконально! А так, прадед умер задолго до моего 
рождения. Знаком был с ним лишь по портрету в папином 
кабинете. Но вдохновение – великое дело!

Ю.Г. – Вы переводили Хулио Кортасара. Можно провести 
параллель между Пушкиным и Кортасаром?

Д.Г.Л.  – Мне она не приходит в голову. Зачем сравнивать 
«мороз и солнце, день чудесный» с пылью на пампасах? Не 
будем путать «Мессу си минор» Баха с песенкой 
«Raindrops keep fallin' on my head» Бахараха! Оба по-своему 
хороши, но гению нет равных, да, с ним нет сравнения. 
Пушкин – это призвание. Кортасар – подработка.

Ю.Г. – Вы перевели книгу архимандрита Тихона Шевкунова 
«Несвятые святые».  Чем она вас привлекла?

Д.Г.Л. – Отец Тихон сам меня нашел. Собственно, можно 
сказать, нас свел Пушкин. Отец Тихон, как многие глубоко 
духовные люди, очень любит поэзию. А я люблю его книгу. 
Она и вправду замечательна. Хотя многие светские друзья от 
меня отвернулись именно за то, что я, прочитав ее, крестился. 
Мол, стыд и срам, что я отошел от единственно верного 
безверия!

Ю.Г.  – Что было главной мотивацией вашего крещения?

Д.Г.Л.  – Вера и мотивация – почти противоречие в терминах. 
Слово «мотивация» мне не нравится, простите. Вера, это же, в 
конце концов, почти то же, что и любовь. Когда она есть, этого 
достаточно, а словами в любом случае не объяснишь. И 
почему вообще нужно все измерять или искать во всем 
духовном «пользу»! Напомню знаменитое пушкинское: «Поэт и 
толпа»:

Тебе бы пользы всё – на вес
Кумир ты ценишь Бельведерский.
Ты пользы, пользы в нем не зришь.
Но мрамор сей ведь бог!.. так что же?
Печной горшок тебе дороже:
Ты пищу в нем себе варишь.

Ю.Г.  – Изменились ли вы после принятия православия?

Д.Г.Л.  – Не знаю. Боюсь, что я такой же балбес, как всегда. 
Разве что теперь я это осознаю и глубже переживаю. Но я 
вообще чураюсь слов о вере. Самой по себе веры мало. 
Работать надо над собой. Помните стихотворение Блока: 
«Грешить бесстыдно, непробудно…»? 

Ю.Г.  – Продолжая тему работы над собой… Вы довольно 
много работаете, и как переводчик, и как драматург. Лично 
меня поразила ваша музыкальная пьеса «Благодарение», на 
московской премьере которой мне посчастливилось 
побывать.  Расскажите про нее.

Д.Г.Л. – Сюжет, естественно, я не выдам.  Но тема вечная – 
отцы и дети, первая любовь и, если можно так говорить, 
борьба добра с добром. Ведь пятая заповедь гласит: «Почитай 
отца твоего и мать твою, чтобы продлились дни твои на 
земле, которую Господь, Бог твой, дает тебе».  Восемь раз эта
 заповедь повторяется в Библии, строго предупреждая порой, 
что не продлятся дни твои на земле, если не почитаешь 
родителей.  А за ослушание родительской воли в Библии 
требуется высшая мера наказания: побиение бунтарей 
камнями до смерти.  Почти все религии вообще аналогично 
проповедуют, что дитя обязано беспрекословно 
слушаться родителей (Талмуд признает только два 
исключения: если родители склоняют детей к 
идолопоклонству, или если родители мешают детям жениться 
по любви).  Так испокон веков учат родителей: «розги 
пожалеешь – испортишь ребенка».  А что, если родители 
таким образом травмируют ребенка?  Как же нам почитать 
тех, кто нас обижали и ранили?  Если всё-таки честно, как же 
быть безвинному ребенку, на котором несчастные родители 
вымещают собственную обиду на их же родителей, передавая 
таким образом несчастья и неврозы из поколения в 
поколение?  Где же разумная грань между почитанием 
родных и самобичеванием, аж до самоаннулирования, в стиле 
Кафки?  Я верю, что каждый человек в мире имеет право на 
собственную личность, которую нужно развивать, почитая 
при этом отца и мать. Нельзя трактовать пятую заповедь, 
забыв первую – Бог один (и Бог есть любовь).  А «в любви нет 
страха, но совершенная любовь изгоняет страх, потому что 
в страхе есть мучение. Боящийся несовершенен в 
любви».  Поэтому больше всего почитаешь родных не 
безвольным и устрашенным послушанием, а искренним 
развитием и самоопределением, живя так, чтобы родители 
могли истинно гордиться тобой.  Ведь, словами Пушкина, 
«нет истины, где нет любви».  

Ю.Г. – Какие новые ваши драматургические проекты ждут воплощения? 

Д.Г.Л. – Постановка фильма «Маленькие трагедии» Пушкина, 
с моей же музыкой. Надеюсь, придете на премьеру! 
Вслушайтесь: 

О сколько нам открытий чудных   How many wondrous revelations
Готовят просвещенья дух           Await us from enlightened thought,
И опыт, сын ошибок трудных,   Experience, child of errors grievous,
И гений, парадоксов друг,           And, genius, friend of paradox,
И случай, бог изобретатель!..   And chance, divinity-inventor!

Я еще задумал другую свою пьесу, про Россию и про любовь, 
название «Страна чудес». Но я пока работаю над музыкой к 
«Маленьким трагедиям».

Ю.Г. – Сегодня вы не только известный пушкинист, но и 
успешный адвокат с практикой защиты интересов 
российских компаний за рубежом. Помогает ли знание
русской литературы и, в частности, Пушкина в 
адвокатской практике?

Д.Г.Л.  – Снова ищем «пользу» в некой прикладной красоте? 
Ну ладно: чем не полезны красноречие, понимание людей, 
чувство юмора, «дух смирения, терпения, любви» и радость в 
душе, величайшая благодарность за все, что нам даровано 
Провидением?  

Ю.Г. – Недавно вы заявили в СМИ о создании вашего фонда 
"Пушкин – всему миру"…  Какие у фонда цели?

Д.Г.Л. – Мне кажется, название фонда говорит само за себя.  
Цель – передать всему миру светлого гения, Пушкина, и в 
целом феномен «всемирной отзывчивости русской души». 
Это – книги, постановки, фильмы, концерты, памятники…

Ю.Г. – А что для вас означает полученное год назад 
российское гражданство?

Д.Г.Л. – Я по-прежнему – гражданин Америки, и им останусь. 
Америка – моя родина, люблю ее всей душой.  Но и Россию я 
люблю так же сердечно. Поверьте, это вовсе не противоречие, 
да и никакого отношения к политике не имеет. Если, как 
Пушкин писал Вяземскому, «поэзия выше нравственности», 
то она уж точно выше политики.   Политика разобщает, а 
любовь – наоборот, объединяет.  Когда любишь, ну, разве 
нужно объяснять? Мне кажется, любой, кто любит меня, 
поймет: ведь когда любишь, там, где твое сердце, там твой 
дом.  Итак, в России, как в Америке, я себя чувствую дома.

                                                               Москва – Нью-Йорк, 2020