СНЕЖНОЕ ПОЛЕ ПОЭЗИИ

     

   

    По китайской даосской традиции аист – птица, которая уносит умерших, ставших бессмертными, в места своего обитания, на острова Пэнлай или в горы Куньлунь. Эта птица не поет. А поскольку традиция восточной поэзии культивирует звук, который на самом деле передает тишину, аист становится наиболее подходящим символом для этой поэзии, где основные характеристики – немногословие, намек, намеренная простота. 

    Именно такой предстала передо мной Татьяна Аист, когда я впервые познакомился с ее стихами, поэтом тонким и мудрым, глубоко лирическим; ее творчество было созвучно моему увлечению восточной литературой. Когда я готовил подборку ее стихотворений для журнала «Побережье», мы много говорили об истории, философии, литературе, эстетике Востока. Я был покорен и широтой эрудиции, и ее знаниями в области восточной культуры. 

    В беседе возникло само собой обсуждение того, что Татьяне пора издать свою первую книгу, и я вызвался помочь. «Я думала об этом и кое-что даже начала готовить, – призналась Татьяна. – Иосиф Бродский обещал написать предисловие, но не успел...». Так я узнал о творческой дружбе двух поэтов и, как позже выяснилось, довольно интенсивной их переписке. 

   Передо мной письма Иосифа Бродского к Татьяне Аист, отрывки из которых небезынтересно здесь привести. В письме, датированном 23 августа 1993 года, Бродский пишет: «Есть в этих четверостишиях подлинная глубина и смелость. Колоссально это меня обрадовало. Пришлите-ка мне еще, и побольше. Вообще реальность четырех строк – вещь особенная, и риск выше, чем в другой форме, ибо – всё видно. Как говорил Луи Армстронг, у одних оркестров есть это, а у других – этого нет. У Вас это, по-моему, есть. И я отчасти себя поздравляю, что интуиция не подвела». В письме от 19 ноября 1994 года Бродский высказывается более настойчиво о будущем издании: «Воображение рисует мне маленькую книжечку, страниц на шестьдесят, с наличием или без иероглифов.  Название: "Китайская грамота". Название такого сорта освободило бы Вас от необходимости демонстрировать свое остроумие каждые пять минут».

    Стихосложение Татьяны Аист в большой степени сформировалось под влиянием традиционных четверостиший китайской классической поэзии. Этот жанр процветал в VIII-XI веках и назывался «цзюе-цзюи» – «оборванные стихи», короткие строфы из трех-четырех строк. Благодаря простоте и живости их слога возникает момент, когда вдруг начинается, точно в молитве, полное единение с природой, человеком, предметом – экстаз. А поскольку эта внутренняя полнота не может длиться долго, то нужно записать ее, то есть закодировать это состояние сейчас, сиюминутно: прикоснуться к цветку, неожиданно запеть, издать невольно звук радости, заплясать на месте от восторга и т.д. Кристалл поэзии мгновенно вырастает между ощущением, звуком и смыслом слова. Такая техника стиха по-даосски называется «не деяние», что означает отсутствие насилия над естественным ритмом, – как пропелось душе, так и запомнилось. 

     Чтобы достичь хорошего уровня техники стихосложения, Татьяне потребовалось много лет работать, в том числе делать попытки перевода с китайского, японского, корейского, которыми она свободно владеет. Причем в переводах она пробовала самые различные жанры: поэмы, длинные и короткие стихотворения, песни. 

    В своем творчестве Татьяна Аист пользуется литературными приемами, которые приходят в ее произведения из реальной жизни или из медитаций. Вот, например, стихотворение, написанное в форме императива, где она призывает читателя: 

                    Если близко смотреть на траву,

                    ближе, еще ближе –

                    очутишься в бамбуковом лесу. 

Или когда она указывает на предмет описания напрямую: 

                    И годы пробежали не напрасно. 

                    И никуда восторги не ушли. 

                    И жизнь до ужаса прекрасна 

                    Во-о-он сквозь то дерево вдали. 

    На это стихотворение обратил внимание Бродский. В уже упомянутом письме, от 23 августа 1993 года,  он писал: «Ваша сила в "Во-о-он то дерево вдали"».

    В статье "Иосиф Бродский – переводчик с китайского", опубликованной в «Побережье», №9 (альманах 2000 года), Татьяна Аист писала о том, как обучала поэта китайскому языку, работала с ним над переводами и сочинением оригинальных стихотворений в восточном стиле. Есть в статье история написания двух стихотворений (совместно с Иосифом Бродским), стихи вошли в сборник «Китайская грамота». 

    Привожу отрывок из статьи: «…Как только я заикнулась о том, как китайцы "играли" в свою литературу, Иосиф немедленно заинтересовался. Долго выспрашивал о традициях литературной игры в Японии и в Китае, а потом предложил попробовать сыграть. Я, разумеется, дрожала, как человек, который первый раз в жизни надел коньки. "Что? Написать строчку вслед за Бродским?!. Да, вы с ума сошли..." Но, тем не менее, игра началась, и игра вылилась в книгу, которая, может быть, останется самой значительной, но уж точно, самой незабываемой в моей жизни, – в "Китайскую грамоту".

    Поскольку он был джентльменом во всем, я получила право первой строки. Можете себе представить, сколько дней я ее сочиняла? – Правильно. Очень долго. – У меня были две страницы этих первых строк для игрового стихотворения с Бродским. Но, как думалось мне, Бродскому они покажутся совершенно безвкусными. Лучше не позориться. Лучше совсем не посылать.

    Наконец, в один день ему такая игра надоела, и он сказал: "Либо давайте строчку прямо сейчас, либо не буду с вами играть". Я дала строчку: "Жизнь описала круг". Он сказал: "Так. Очень хорошо. Не вешайте трубочку". Тишина на полминуты. Потом: "Всё громче суставов хруст. Теперь Вы..." Я, уже в состоянии игры и потому в состоянии веселой легкости, загадываю ему загадку, которую я до этого загадывала ему несколько раз, но он никак не мог правильно, то есть с позиции китайской эстетики, ее разгадать. Я говорю: "Отчего я люблю бамбук?" И он тут же, без запинки, и, к тому же, в совершенно четкой согласности с китайской эстетикой любования бамбуком отвечает: "Оттого, что внутри он пуст". И потом: "Ну-ка, прочитайте, как всё вместе получилось". Я читаю: 

                    Жизнь описала круг. 

                    Всё громче суставов хруст. 

                    Отчего я люблю бамбук?

                    Оттого что внутри он пуст.

    "Да вы знаете, Таня, что мы с вами сейчас сочинили гениальное стихотворение?!" Я тогда согласилась с ним немедленно, хотя на самом деле я не совсем понимала суть того, что мы сочинили. Через некоторое время четкость и глубина, простота и правдивость, вечность этого короткого стихотворения, написанного нами на пару по всем канонам китайского буриме, поразили меня. "Иосиф, а чье это стихотворение?" – "Берите себе, мне не жалко". – "А если напечатаю, как подписать?" – "Напишите, что Аист в клюве принес".

    Вот так и попал в мой сборник стихотворений один из "солдатиков" игры в китайскую поэзию. 

    Играли и по-другому.  Тема: бамбук. 

    ...Начинаем говорить друг другу всё, что мы знаем о бамбуке. Доходим до идеи, которая потрясает обоих – фантастически быстрый рост бамбука...  Поэтому решено было, что мы оба в одно и то же время будем медитировать на скорости роста бамбука, и каждый из нас сочинит по стихотворению, которое мы должны будем утром друг другу прочитать... 

    Первая строка стихотворения (для обоих поэтов) была условлена во время философского разговора о бамбуке. Она гласила просто и сильно: – "Быстро растет бамбук". 

    Совершенно поразительным оказалось то, что и вторая строка совпала с точностью до одного слова у Бродского и у Аист. "Еще быстрее река" написали оба, возможно, под воздействием собственной беседы о бамбуке, но уж совершенно точно, что под влиянием китайской и греческой диалектической мысли. Затем наши пути разошлись. 

    После того как было точно установлено, что бамбук – не самая быстрая вещь в мире, хотя бы по сравнению с рекой, символом времени, один из нас пошел, что называется, на запад, а другой, конечно, – на восток. 

    Как Иосиф сам об этом потом высказался: "По Вашему стихотворению сразу видно, что Вы – поэт-женщина.  Мужчина мироздание собой пронизывает, а женщина его собой обнимает". 

Итак, мужчина-поэт сказал:

                    Быстро растет бамбук. 

                    Еще быстрее река. 

                    Волны несет на юг 

                    Сквозь заросли бамбука.

                                         И. Бродский

    Вот в это его "сквозь" я, конечно, сразу же влюбилась, как только услышала это по телефону. Действительно, в этом одном слове, сказанном в столь правильный, решающий момент, в стихотворении выразилась вся сила, вся твердость, вся мужественность поэта. К тому же, если читатель помнит еще в каком именно контексте поэма о скорости роста бамбука сочинялась, то он, разумеется, оценит и весь поэтический поход Иосифа против бамбука. Если до Бродского бамбук протыкал человека, то теперь, благодаря Бродскому, человек проткнул целые заросли этого нахального растения, быстро несясь по свободным волнам реки (на лодочке или вплавь, кому как больше нравится). 

А тем временем женщина-поэт написала:

                     Быстро растет бамбук. 

                     Еще быстрее река.

                    Яблоня ярко цветет.

                    Ярче – Луна.

                                        Т. Аист

    И здесь, конечно же, нет никакого протыкания, и даже диалектическое противопоставление бамбука реке, а яблони – луне оказывается мнимым. На самом деле, как Бродский и сказал: "Всё в одно включено, и одно в другом округлено. – Женское или восточное видение мира"». 

    Элемент традиционного неизменно присутствует в переводах японской поэзии русскими поэтами или в их оригинальных стихах, когда они подражают, создавая «танки» и «хайку». У Татьяны Аист свой путь, и это одно из очень существенных отличий ее творчества. Она не следует эстетической и литературной традиции стихосложения западного мира. Ее принцип – это суть глубинной восточной эстетики – личные отношения между нею и миром, то есть Вселенной, между произведением и поэтом, а также осознание того, что форма рождается, по сути, «бесформенной» и затем снова и снова возвращается в «бесформенное». 

    Татьяна Аист не придерживается в стихосложении строгих правил метров и рифмы. Музыка поэзии возникает из ощущений, звуковые аллюзии создаются как бы в перекличке друг с другом. Этот метод удивляет и трогает больше, чем намеренно продуманные созвучия. Вслушайтесь в эти два четверостишия:

                    Достаточно закрыть глаза 

                    И мир исчезнет.

                    Но не достаточно открыть глаза,

                    Чтоб мир возник.

                    Не печалься о том,

                    Что со мной не делил

                    Хлеб и кров.

                    Мы с тобою делили

                    Луну

    Творчество Татьяны Аист заряжено добрыми чувствами, положительными эмоциями. В один из приездов в Филадельфию, где Татьяна Аист несколько лет читала лекции по восточной философии в Пенсильванском университете, был устроен прием. Бывшие ее студенты читали «хайку», которые сочинялись прямо в зале, во время встречи.  В моей памяти осталось  продекламированное Наоки Михарой:

                    Когда приходит поздняя осень,

                    В предчувствии зимы,

                    Я ищу своих русских друзей.

                       Игорь МИХАЛЕВИЧ-КАПЛАН, Филадельфия