Skip navigation.
Home

Навигация

2015-Зоя МЕЖИРОВА

      ВО  ВЛАЖНОМ  ОГНЕ                  


                             *  *  *
Твоего голоса,
Сохранившегося на ленте автоответчика,
Осталось всего лишь на два дня.
Еще только два дня
Будет хранить его бесчувственная машина,
Как и весь мир,
Запрограммированная на разрушение.

Жестокий закон,
Подчиняющий себе без исключения все.
И твой голос на узкой ленте,
Тоже послушный ему,
Исчезнет уже через два дня,
Сотрется,
Оставив дни мои без себя.
Еще только два дня – 
И твоего голоса не будет со мной,
И я ничего с этим не смогу поделать.

Песок, текущий сквозь пальцы,
Пропажа, неотвратимость.
Но мне-то как быть...
Как же я останусь тогда без твоего голоса...

                 *  *  *
Было бы жалко проехать
Мимо меня в машине,
Что ты вчера и сделал
В вечерней сырой Вирджинии.

Тебя привели дела
Сюда из дальнего штата,
И здесь нас с тобой свела
Случайная автострада.
Я, может быть, у небес
Полжизни тот миг просила.
И боковое стекло
Твое лицо отразило.

Я даже не удивилась
Той встрече, в срок не поспевшей.
Конечно, это был ты,
Седой и в дым постаревший.

Но медлящий светофор,
Проворно и незаметно
Тебя, как заправский вор,
Украл у меня бесследно.

Диск бесконечной пластинки,
Где нет конца и начала,
Все продолжал вертеться,
И вновь игла заедала.

К такому я и привыкла –
Возник и мгновенно скрылся.
Я даже не огорчилась,
Что ты вдали растворился.

Быть и не могло иначе.
Былые опять накладки.
Обычный пробой в сюжете.
Со случая взятки гладки.

Но здесь под серпом двурогим
В вечерней размытой саже
Ты хмурым и одиноким
Мне нравился больше даже.

Хоть нравиться мне сильнее
Уже и нельзя, казалось.
И я, проезжая дальше,
Над тем слегка рассмеялась.


     Флейты Пелопоннеса

О, эти спасительные разговоры о погоде, 
Когда жара захлестнула наши раздельные континенты...
Я вдруг позвонила сквозь материки и страны,
И голос растерянный твой у виска вплотную...

Да я и без этого знала, что нет пространства,
Давно поняла, что и времени тоже нету.
Лишь фразы, легко сквозь эфир залетевшие в трубку,
Почти ни о чем и от главного ускользая.

Но ты аналитик и жестко мне так ответишь:
    – Пространство и Время? Что в них ты, болтушка, смыслишь?
    – Да, смыслю, – скажу, – и побольше, чем вся твоя братья,
Погрязшая в опытах лабораторий пыльных.

– Когда улетел ты на свой материк обратно,
Оставив одних меня и пустой Джорджтаун,
То время споткнулось, мгновенно остановившись,
И вспять повернуло, пространства громаду руша.

Во влажном огне раздельные полушарья,
И дни на моем – с твоими не совпадают.
Но Силы над всем единое повеленье
В расчет не берет Науки твоей законы.

Но ты мне ответишь: – Глупости все и бредни,
Чем чушь городить, опять занялась бы делом.
Ходи на работу, стихи сочиняй, покупкой
Себя развлеки в сверкающем шумном Молле.

Резонный совет и, я бы сказала, мудрый.
Я серьги приметила как-то в витринах «Гэпа».
Куплю. Улыбнусь, положу на ладонь, любуясь
Тем взглядом, который живет на античных стелах.

Матрона на них, как всегда, со служанкой верной
В шкатулке любимой разглядывают украшенья.
И в мраморной дымке сквозят тишина и нежность
С задумчивостью, в которой воспоминанья.

Догадка о грусти едва дуновеньем веет.
Вот так же и я взгляну на свою покупку,
И музыка флейт коринфских с Пелопоннеса
Возникнет, как ты велел, в многолюдном Молле.

А после опять, хоть глупости все и бредни,
Нырну в тупики джорджтаунских переулков,
Где бродит двойник твоей ускользнувшей тени.
И строчки о том запишу, чтоб не канули в бездну.

                      *  *  *
Протаскиваю свое тело волоком 
Сквозь гул Нью-Йоркских щедрот, 
Где медный заяц летит над колоколом 
Слушая свой полет.

Где на Бродвее, прося подаянье, 
В наушниках черный слепой, 
К прохожим без видимого вниманья, 
Танец затеял свой,

И на асфальте, судьбой не смяты, 
Жизнью не дорожа, 
Беспечные уличные акробаты, 
Смертельные антраша.

Вопли сирен в Никуда – Ниоткуда. 
Солнцем над сквером палим, 
В позе нирваны джинсовый Будда 
Пьет сигаретный дым.

Что улей Столицы Мира сулит мне, 
Меняясь сто раз на дню?.. 
В отдельном от всех существуя ритме, 
Бреду сквозь бред авеню.

Нью-Йорка яростная утроба, 
Безумья и грез обвал. 
Мираж стартующего небоскреба, –
Приказ взлететь запоздал.

Но вечен вихрь вселенских тусовок 
Наций, пространств и дней, – 
Он ловок в сценах гигантских массовок 
Без всяких главных ролей.

Вéка заокеанская Мекка. 
Души неприют, разброд. 
А тело – втянутая помеха 
В энергий круговорот.