От редакции: Публикуемая статья – предисловие к есенинскому поэтическому сборнику, который увидел свет в 1947 г. в немецком городе Регенсбург. Наряду с немалым количеством других книг, бережно собранных и опубликованных Вячеславом Клавдиевичем Завалишиным, вышел и этот однотомник, «редчайшее издание, ныне украшающее книжные полки лишь самых страстных и неутомимых библиоманов и коллекционеров, где-то раскопавших книжечку, вышедшую миниатюрным тиражом в руинах послевоенной Германии»*1 .                                                                   

                                     

                                                           ТВОРЧЕСТВО СЕРГЕЯ ЕСЕНИНА

                                                                 (Публикуется в сокращении)

   Русская народная песнь! 

   Теперь, в наши дни, ее швырнули под гусеницы танков, бросили под колеса стремительно летящего паровоза.

  Но тогда, когда Сергей Есенин входил в историю нашей поэзии, песнь хоть и увядала, но жила; еще не была выкорчеванной из почвы. Отзвуки этой песни долетали до нас с телеги, которую волокли по размытой дождями дороге низкорослые рыжеватые лошаденки; песнь срывалась с окрыленных парусами челнов и рыбацких лодок, мчащихся по разъяренным волнам; русская народная песнь – то мрачная и грустная, то напоенная хмельной брагой неистового веселья – вырывалась из дверей кабаков и трактиров – ни один деревенский праздник не обходился на Руси без песен.

  Обаяние поэзии раннего Есенина – в том, что он превратил труды и дни русского мужика, с их радостями и тревогами, заботами и чаяниями, – в простую, доходчивую, сердечную песнь. Поэт стал писать, подражая частушкам и плясовым "наигрышам" (вспомним «Под венком лесной ромашки», «Темна ноченька» 

и т. д.).    «Мир крестьянской жизни наши глаза застали, увы вместе с расцветом, на одре смерти. Он умирал, как рыба, выплеснутая волной на берег земли. В судорожном биеньи он ловил своими жабрами хоть струйку родного ему воздуха, но вместо воздуха, в эти жабры впивался песок и, словно гвозди, разрывал ему кровеносные сосуды».

  Гибнет избяной мир, гибнет мир хижин «с петухами на ставнях, с коньками на крышах и голубками на князьках крыльца». Этот избяной мир – хранитель тайн и чар, которыми овеяна ветхая Русь. Единственным, – расточительным и неряшливым, но все же хранителем, – «этих тайн была полуразбитая отхожим промыслом и заводами деревня», – писал Сергей Есенин в брошюре «Ключи Марии», опубликованной в 1920 году. Поэт с болью в душе чувствует, что мир, с которым он сроднился, стремится навстречу гибели; и эта боль просочилась в его стихи.

Лирика ранних стихов Есенина окрашена задумчивой грустью, просветленной молитвенным настроением. Даже на природу молодой поэт смотрит, как на простую деревенскую церковь, где человек должен молиться.

  Мы уже отметили, что Есенин как поэт вышел из русской народной песни. Но нельзя забывать, что, еще шестнадцатилетним юношей, он с увлечением читает классиков и современных поэтов, отбирая то, что близко душе, Первый мастер слова, с которым Есенина столкнула судьба, – Александр Блок. «Когда я смотрел на Блока, с меня капал пот, потому что я впервые в жизни видел живого поэта». Выходец из рязанской деревни встретился с одним из самых значительных национальных художников, который, к счастью для Есенина, «приложил ухо к земле»:        

               

                                               Выезжаю в путь, открытый взорам, 

                                               Ветер гнет упругие кусты, 

                                               Битый камень лег по косогорам, 

                                               Мокрой глины желтые пласты. 

                                               Разгулялась осень в мокрых долах, 

                                               Обнажила кладбища земли, 

                                               Но густых рябин в проезжих селах

                                               Красный цвет зареет издали.

                                               Запою ли про свою удачу,

                                               Как я молодость сгубил в хмелю.

                                               На просторах нив твоих заплачу,

                                               Твой простор навеки полюблю.

                                               Много нас, свободных, юных, статных,

                                               Умирает, не любя.

                                               Пропадай же в далях необъятных,

                                               Как и жить и плакать без тебя!

  Блок стал «крестным отцом» Сергея Есенина. Влияние первого учителя рязанский поэт пронес сквозь все творчество, сквозь всю жизнь. В. Мая¬ковский утверждал, что Есенин – Блок второго сорта, более низкокачественный, что ли, ибо о Руси и о водке Блок писал гораздо лучше. К. Чуковский, соглашаясь с ним, склонен был думать, что Есенин – «разжиженный Блок», – и только.

  Сопоставив стихотворения обоих поэтов, мы приходим, к выводу, что заключения подобного рода несправедливы.

  Видели ли вы, как в позолоченных куполах собора, отражается обычный русский пейзаж, ну хоть бы тот, что воспроизведен Блоком и только что цитирован нами. Кажется, что и рябины, и косогор, и пласты желтой глины вознесены в какой-то легендарный мир, в страну из золота. У Есенина пейзаж – такой, как он есть. Иногда привлекательный, иногда невзрачный, иногда даже грязный, но в серенькой хмури Есенин видит особую красоту, порожденную своеобразием внутренней жизни цветов и трав. Жизни доступной только поэту, потому что он открыл ее глубоким внутренним зрением. Тут имеет место не «разжижение» приемов Блока, а своя манера, писать.

  У Есенина находим стихотворения, в ритме и в эмоциональном тембре которых есть что то близкое Блоку, сходное с Блоком (припомним «Я сегодня влюблен в этот вечер»), но и в этих стихотворениях сказывается способность Есенина – свойственная только ему, как индивидуальному, неповторимому мастеру – чувствовать, что растения и звери, которые на¬селяют землю, так же, как и люди способны радоваться и горевать – отсюда кровная, интуитивная связь Есенина с животным и растительным миром, позволившая поэту выстрадать такие стихи, как «Песнь о корове» или «Песнь о собаке», подарившая нам исключительно своеобычные тропы: «В сердце ландыши вспыхнувших сия», «Васильками сердце светится», «Ах, колокольчик, твой ли пыл мне в душу песней позвонил?». Подслушать как бьются сердца трав и цветов, понять, что собаки и коровы тоже трагически воспринимают жизнь, мог только человек, связанный почвой, еще не отрекшийся от земли, и сам такой же простой, как травы, выра-щенные этой почвой, как звери, ходящие по этой земле. Обнаженность эмоций и наивная непосредственность выброшенных из сердца настроений – вот то, что делает Есенина самим собой, оригинальным, своеобычным.

   И Блок, и Есенин преображали мотивы русского фольклора. Но Блок, пользуясь народной песней, рассматривал ее, как средство для раскрытия идеи, овладевшей им (по тем же принципам, которые руководили Чайковским, когда он включил в пятую симфонию лирическую народную песнь «во поле березынька стояла»). Есенин же ограничивается гармони-зацией фольклора, оставаясь более простым, более земным, если угодно.

   Есенину как-то сразу удается завоевать признание. Поэт начал проби¬ваться в литературу при обстоятельствах, сложившихся для него особенно благоприятно. Заканчивалась эпоха «искания Руси» – не той, которую мы знаем, а заповедной, забытой, уходящей в призрачный край преданий. В живописи эту эпоху возвысили Суриков, Нестеров, Левитан; в поэзии – Блок, Белый и др. Возбуждение интереса к фольклору и к творчеству поэтов, вышедших из народа, – следствие этой эпохи.

   Эпоха «искания Руси» дала возможность окрепнуть новой плеяде крестьянских поэтов, из которых, кроме Есенина, наиболее выдающимися следует считать: Николая Клюева, Сергея Клычкова, Петра Орешина. Сам Есенин, обращаясь к поэтам, имена которых нами перечислены, неоднократно говорил «Мы».

  Для всех этих поэтов характерна общность судьбы: в начале творчества они благословляли уходящую Русь: позднее их поэзия превращается в плач, в причитание над Русью, охваченной пожаром. Для доказательства приводим отрывки из стихотворений:

                                                  Уму – республика, а сердцу – матерь Русь.

                                                  Пред пастью львиною от ней не отрекусь!

                                                  Пускай корягой стану я, болотом или мхом.

                                                  Моя слеза, мой вздох – о Китеже родном,

                                                                                                         Н. Клюев

                                                  Приемлю все! 

                                                  Как есть, все принимаю.

                                                  Готов идти по выбитым следам. 

                                                  Отдам всю душу 

                                                  Октябрю и Маю. 

                                                  Но только лиры милой не отдам. 

                                                  Но и тогда, когда по всей планете 

                                                  Пройдет вражда племен.

                                                  Исчезнет ложь и грусть. 

                                                  Я буду воспевать 

                                                  Всем существом в поэте. 

                                                  Шестую часть земли 

                                                  С названьем кратким – Русь! 

                                                                                 С. Есенин

                                                 Та же Русь, без конца и без края. 

                                                 И над нею дымок голубой. 

                                                 Что же я не пою, а рыдаю 

                                                 Над людьми, над собой, над судьбой. 

                                                                               С. Клычков

                                                 Буду вечно тосковать по дому.

                                                 Каждый куст мне памятен и мил, 

                                                 Белый цвет рассыпанных черемух 

                                                 Навсегда я сердцем полюбил, 

                                                 Белый цвет невырубленных яблонь 

                                                 Сыплет снегом мне через плетень. 

                                                 Много лет душа тряслась и зябла 

                                                 И хмелела хмелем деревень.

                                                 И гармонь в веселых пальцах плачет

                                                 О пропащем русском мужике.

                                                                                         П. Орешин

  Февральская и последовавш ая за ней Октябрьская революция открыли новый период в творчестве Есенина. На значительность этого периода для дальнейшего пути поэта впервые обратил внимание Владислав Ходасевич, указавший, что у Есенина, «в глубинах сознания» пробудился зов предков. Поэт как бы возрождает, воскрешает, сам того не подозревая, древнерусскую мифологию. Ходасевичу нельзя отказать в проницательности. Интересно его стремление использовать для оценки творчества Есенина психоанализ Фрейда. Но, в данном случае, большой знаток истории русской поэзии оказался очень поверхностным: тут дело не в «глубинах сознания», а в мировоззрении Есенина, предки которого были старообрядцами. Изучая творчество поэта, мы не имеем никакого права отметать в сторону его интуитивную связь со старообрядчеством. В среде староверов бытуют легенды о Беловодье, о земном рае. Сергей Есенин, которого пытались просветить многие видные социалисты-революционеры, в том числе Иванов-Разумник, воспринял русскую революцию, как явление Беловодья русскому народу, как сошествие легенды в земной мир. Если Беловодья и не существует, то русский мужик сам воздвигнет его, сам построит; вот почему у Есенина «новый на кобыле едет к миру Спас», «с дудкой пастушеской в нивах бродит апостол Андрей»: дед поэта ловит в сети солнце и пытается сбросить его на землю.

  Внимательно ознакомившись с космическими поэмами Есенина («Пантакратор», «Инония», «Октоих», «Отчарь», «Певущий зов» и др.), мы должны обратить внимание на две «идеи, которые особенно настойчиво и упорно проводятся им.

1. Преображение земного мира должно быть достигнуто не борьбой земли с небом, а напротив, честной и искренней дружбой. Не искоренение религии, а наоборот, провозглашение и утверждение ее в народном сердце – вот что должно быть жизненной основой нового мира.

2. Новый мир – это любовь. Долой вражду, долой кровопролитье! «Не губить пришли мы братья, а любить и верить». Следует подчеркнуть, что Есенин в этот период, является бессознательным, однако, последовательным и убежденным гуманистом.

   В поэме «12» Александр Блок благословил Революцию именем Христа; в поэме «Товарищ» Есенин, полемизируя с ним, доказывает, что революцией расстреляна вера в Христа. Поэт выступает, как глашатай мужицкого рая, идею которого он позаимствовал не у социалистов-революционеров, не у, тем более, марксистов, а у протопопа Аввакума, у Никиты Пустосвята, да в старообрядческих легендах о Беловодье. Если эта идея вырвалась на простор общечеловеческих судеб из глубин сознания поэта, то объяснить ее возникновение можно только связью Есенина со старообрядческой религией и ничем больше.

  Формально стих поэта окреп, благодаря воздействию Велемира Хлебникова, одного из самых оригинальных и своеобразных поэтов современности. Смелость образов и обостренность ритмов – вот благотворный для Есенина результат нового влияния. Для доказательства привожу два характерных отрывка:

                                                  И золотые черепа растений застряли на утесах.

                                                                                                           В. Хлебников 

                                                  Облетает под ржанье бурь 

                                                  Черепов златохвойный сад. 

                                                                                                          С. Есенин

  Обоих поэтов сближает отношение к революции. Вначале Хлебников восторженно приветствует Октябрь, потом не менее страстно отворачивается от него. В одном из стихотворений он изображает, как падает на землю срубленный тополь, терзаемый жестокими ударами топоров. 

  Скоро погибнет жизнь, которая клокочет в стволе, умрут захарканные грязью листья. Хлебникову кажется, что вся Россия – это тоже срубленный тополь. И горько сердцу от предчувствия, что вековая культура нашей страны "будет взята в топоры".

  В маленьких поэмах «Кобыльи корабли» и «Сорокоуст» – Сергей Есенин развивает сходные идеи. Две эти вещи порождены разочарованием и невыносимой болью.

  Есенин, мечтая о рае, о любви, и всеобщем братстве, и вдруг он увидел, что ступени, идущие в рай, залиты кровью, покрыты горами трупов. А может быть, рая и вовсе нет? Мечта воздвигнута в пустоте. Все бред и фанатизм. («Веслами отрубленных рук вы гребетесь в страну грядущего»).

  В годы массового разгула террора Сергей Есенин поднимает протест против организованного насилия. Уже тогда он перестает быть крестьянским поэтом, а становится общерусским, общенациональным мастером слова.

  «Кобыльи корабли» и «Сорокоуст» – последние вещи, в которых еще сказывается увлечение Есенина космическим гиперболизмом.

  В творческой деятельности поэта наступает новый период. Есенин участвует в созидании русского имажинизма – нового течения в нашей поэзии. Термин имажинизм происходит от французского слова «имаже». что значит «картина», «образ». Основателями ею считаются отщепенцы футуризма Поунд и Луге – английские поэты.

  В каждом стихотворении есть слово, образ, чувство, ритм и мысль. С. Максимов справедливо отметил, что у настоящего большого поэта все пять элементов должны быть приведены в гармоническое единство. Футуристы же считают, что ритм – творческая энергия стиха. Остальные элементы должны вращаться вокруг него, как планеты с их спутниками – вокруг солнца.

  Ту роль, которую футуристы отводят ритму, имажинисты предлагают предоставить образу: стихотворение должно собой представлять «не организм, а толпу образов». Единственным законом искусства «должно быть выявление жизни через образ и ритмику образов», – писал большой поэт и теоретик русского имажинизма Вадим Шершеневич в декларации «Дважды два – пять». В первые годы НЭПа такие имажинисты, как Шершеневич, Рюрик Ивнев, Кусиков, Мариенгоф, пользовались известной популярностью.  Бесспорно, что, кроме личной дружбы у Есенина, были какие-то общие точки творческого соприкосновения с имажинистами: с Ивневым, например, его роднит исступленная любовь к России, с Кусиковым и Шершеневичем – несколько болезненный сексуализм и т. д.

   В творчестве имажинистов, как школы, как литературного течения, был один положительный момент: все они чувствовали, что строй жизни послереволюционной России становится механизированным. Будет создан мир, лишенный души. Близится торжество обесцвеченной жизни, жизни в которой нет красок.

                                       Верьте: мы из последней касты 

                                       И жить нам – недолог срок. 

                                       Это мы коробейники счастья. 

                                       Кустари задушевных строк. 

                                       Скоро выйдут навстречу оравы, 

                                       Не знающих чувства в крови, 

                                       Машинисты железной славы, 

                                       И ремесленники любви

                                                                        В. Шершеневич

  Вот почему имажинисты ввели в поэзию такое буйное цветение красок. Ведь и Виктория Регия, прежде чем скрыться под водой, незадолго до того как погибнуть, сияет особенно яркими переливами красок.

  Тем не менее, несмотря на общие точки соприкосновения, Сергей Есенин был близок имажинистам скорее формально, внешне. По духу и по истокам творчества рязанский поэт отличается от своих сотоварищей. Сергей Есенин обладал огромной силой чувств. Искренность и глубина эмоций в целом ряде случаев искупает шероховатости его стихотворений и кое-где не совсем грамотные обороты речи. Поэтому даже в стихотворениях, которые можно подвести под имажинистский канон, на первом месте у Есенина стоит чувство, а не образ.

  Если мы посмотрим «Слово о полку Игореве» или такую ветвь фольклора, как заговоры и заклятья, то увидим, что все они кажутся как бы сотканными из поэтических образов. Мы уже знаем, какое значительное воздействие оказала древнерусская культура на творчество Сергея Есенина. Его манера делать стих напластованием тропов восходит к древнерусской письменности и лишь случайно совпала с устремлениями имажинистов:

                                    Ах, увял головы моей куст. 

                                    Засосал меня песенный плен, 

                                    Осужден я на каторге чувств, 

                                    Вертеть жернова поэм!

  В период совместной работы с имажинистами Сергей: Есенин создает много стихотворений, которые очернили его репутацию, создав ему славу «певца хулиганства и кабацкого разгула. Слава эта Есениным не заслужена, да и раздувалась она теми людьми, которые считали, что популярность поэта среди народа и особенно среди молодежи опасна и вредна.

  У Есенина есть стихи, в которых сам поэт чувствует себя зверем. Есть вещи, в которых он описывает эмоциональное воздействие алкоголя на душу человека. Но в этих стихотворениях прорывается страстное желание очистится от скверны. Путь к очищению – учение Христа о любви:

                                    Мне осталась одна забава. 

                                    Пальцы в рот – и веселый свист. 

                                    Прокатилась дурная слава, 

                                    Что похабник я и скандалист. 

                                    Ах. какая смешная потеря, 

                                    Много в жизни смешных потерь. 

                                    Стыдно мне. что я в Бога верил. 

                                    Горько мне, что не верю теперь. 

                                    Желание поэта:

                                    Чтоб за все грехи мои тяжкие, 

                                    За неверие и благодать 

                                    Положили меня в русской рубашке 

                                    Под иконами умирать.

   Да и в слово хулиганство Сергей Есенин вкладывал совсем иной смысл, нежели мы; для него хулиганство это бешеный, страстный протест человеческой личности против порабощения ее коллективом, против тех, кто делает толпу слепым и послушным орудием своей воли.

   Интересно, что Есенин очень любил песни, которые распевались в русских пивных и деревенских трактирах. Но что это были за песни?    Самой любимой была песнь о бродяге, который бежит с Сахалина:

                                    Жена найдет себе другого, 

                                    А мать сыночка – никогда.

  Не перекликается ли эта песнь со стихотворением поэта, посвященным матери?

  В этот период влияние русской народной песни в творчестве Есенина вытесняется цыганским романсом, в котором поэт оценил не только огненный вихрь страсти («Вечер черные брови насупил»), но и усталую нежность безнадежной любви («Я помню, любимая, помню»).

  Роль цыганского романса в истории русской поэзии не изучена. А небезынтересно, что и Аполлон Григорьев, и Блок, вслед за Пушкиным и Некрасовым, преображали мотивы цыганских песен.

  И у Есенина есть стихи, которые мы имеем право сравнивать с лучшими вещами Григорьева и Блока, проникнутыми цыганскими мотивами:   

                                     Не смотри на ее запястья 

                                     И с плечей ее вьющийся шелк, 

                                     Я искал в этой женщине счастья, 

                                     А нечаянно гибель нашел.

  В последние годы жизни Сергей Есенин создал наиболее значительные свои произведения: «Русь уходящая», «Русь советская», «Черный человек» и «Страна негодяев» (драматическая поэма, которая поэтом не окончена и не отделана); здесь мы наблюдаем поворот Есенина к реализму. Поэт пытается разобраться в событиях, происшедших после революции и определить свое отношение к тому, что произошло.

  Жизнь потеряла ценность. Жизнь утратила краски. Человек, которого объявили гордым строителем нового мира, жалок и ничтожен. Быть может, это мнение и ошибочно, но горечь от сознания ошибки не утихает, а напротив, становится еще более безысходной.

  Будь проклят бунт, если он отравляет жизнь человека, если под корень подрубает устои этой жизни. Жизнь есть ад. Нет сил жить в этом аду – вот идея «Черного человека» – самого сильного и самого страшного из того, что создано Есениным.

  Неужели борьба народа за крестьянский рай привела Россию к преддвериям ада? Неправда, были люди, которые пришли в мир, чтобы принести не мир, но меч, с целью поразить им врагов крестьянских идеалов: вот центральная мысль «Страны негодяев». Эту мысль поэту не удалось осуществить до конца. Он умер, так и не окончив начатой им драматической поэмы.

  Сергей Есенин покончил жизнь самоубийством в гостинице «Англетер», что расположена рядом с Исаакиевским собором. Бронзовый ангел, стоящий на крыле собора, по странному стечению обстоятельств, глядит в окно той комнаты, где поэт доконал себя.

  В глазах ангела – страдание и скорбь, как будто ему больно, что любимый всем народом русский национальный поэт сжег себя так безжалостно и ненужно.

                                                                                                                Вячеслав ЗАВАЛИШИН, Германия, 1947 г.

                                                              Материал предоставлен издательством «Побережье»

*1.Валентина Синкевич. Мои встречи. Русская литература Америки. «Рубеж», Владивосток, 2010.