Skip navigation.
Home

Навигация

2016-Рудольф ФУРМАН

       ВСТУПЛЕНИЕ

Чтоб войти в этот город
не нужен был осени повод.
Она тихо вошла, 
понапрасну не тратя слова. 
Ее рыжих коней 
по асфальту не слышен был цокот,
ее птиц желтокрылых
обошла стороною молва.

И прохлада ночная
на зеленые листья  упала,
и пролились дожди,
ожидавшие долго свой срок,
и охрянные краски
нерастраченного арсенала,
не жалея ни капли,
по паркам разнес ветерок.

Я приход ее ждал, –  
я привык ожидать терпеливо.
Ни к чему торопить
ее желтогривых коней.
В светлой грусти она,
так по-женски мила и красива, 
что мне кажется город
теплей и радушнее с ней.


                            * * *
Казалось мне, – тогда я был юнец, –
наступит время, отыграют страсти
и буйству чувств естественный конец
придет – их непомерной власти.

Наивный, оказалось все сложней,
и чем быстрее времени теченье
меня уносит от прожитых дней, –
сильнее перепады настроенья.

Не научился жить и созерцать,
смотреть на угасанье равнодушно.
Власть чувств мне все-равно не обуздать,
без них жить невозможно и не нужно.


             ДОМ ДЛЯ ПОЖИЛЫХ

Полдень... Осеннее солнце... В окно
полуоткрытое речь на китайском влетает.
К звукам гортанным привыкнуть пока не дано, –
это жилицы-соседки что-то свое обсуждают.

Реже слышна с каждым годом здесь русская речь. 
Сколько соседей знакомых прописку сменило.
Их от услуги Харона было не уберечь – 
время пришло и в свое затянуло горнило.

Есть очередность ухода и нам ее не избежать.
Дом обеднеет когда-то на две русских речи,
но будем жить и не будем пока горевать,
как бы груз прожитых лет не давил бы на плечи.


                       ВЕТЕР

Ветер холодный с залива, как бес,
ангела вместо спустился с небес,
заполонил все пространство дневное,
бъет по лицу... У него паранойя.

Сколько их было и тихих, и круче
бившихся в ярости или в падучей.
Знаю их норов. Есть опыт немалый.
Да,  я не молод,  но я и не старый.

Кепку на лоб натяну и повыше
ворот куртченки своей подниму.
Сердце стучит да и легкие дышат,
с ритма их сбить не удастся ему.

Думает пусть, что пред ним я бессилен,
что я пылинка , а он властелин.
Он ошибается, есть еще силы,
рвется на встречу с ним адреналин.

Пусть нагуляется в волю. Не страшны
мне его мощь, его наглый поток...
Ветры вольны,  –  они то бесшабашны,
То, как собаки, ложатся у ног.


              * * *
Перестали мучить сны, 
но пришла пора бессонья:
в голове толпятся дни – 
не остывшие уголья

пережитых драм, невстреч,
неудач и безвременья,
что душа смогла сберечь
для ночного осмысленья.

За окном фонарный свет
проявляет тьмы детали. 
Никому и дела нет
до моей ночной печали.

Но приходят чередой
в полусонное сознанье
из той жизни прожитой
лица и воспоминанья.

Мучаюсь в ночи, не сплю,
памяти не доверяю, 
узнаю, не узнаю,
снова жизнь переживаю.


               * * *
Как летучая тень этот день
пролетел и следа не оставил.
ему правила все – дребедень,
был свободен прожить он без правил. 

В нем какая-то сила жила,
в нем желание было стремиться
к ночи, что его страстно звала,
чтоб скорее  в единое слиться.

Потому я его не виню,
потому я его понимаю,
что и сам я – подобие дню,
к тебе помыслы все устремляю.