Ахсар КОДЗАТИ

                                                            К 80-летию со дня рождения

                                                                Перевод с осетинского

                                     и вступительное слово Михаила СИНЕЛЬНИКОВА

 

                       

       30 июня 2017 г. – 80 лет Ахсару Кодзати, выдающемуся осетинскому поэту, главному редактору журнала «Мах дуг». По моему ощущению, и в свои годы Ахсар Кодзати не перестаёт интенсивно учиться и много читать, хотя систематическое образование завершил давно – на Высших литературных курсах при Литинституте. В ту пору семинаром поэзии руководил Александр Межиров, виднейший поэт и не менее одарённый наставник поэтов.

       Одним из тех, к которым Александр Петрович относился с явно ощутимой нежной любовью, был молодой осетин Кодзати, отличавшийся и несомненным природным даром, и врождённой культурой, и уже приобретённой эрудицией, и широким кругозором, и стремлением ещё расширить кругозор... Ахсар Кодзати – уже с давних пор общепризнанный в Осетии поэт, думаю, лучший её лирик, живой классик. Его стихи там поистине у всех на устах, его книги значительны и весомы. 

       Но с десятилетиями он, оставаясь поэтом мыслящим и потому оригинальным, непрерывно менялся и меняется. Проживая в себе самом всю историю родной словесности, он во все времена испытывал тоску по мировой культуре. Умел учиться у больших поэтов самых разных народов. И тут нам отрадно отметить определённое воздействие и русской классики золотого века, и Блока, Пастернака, Ахматовой, Ходасевича. Здесь надо учесть и стихийно открывшуюся ещё во времена Коста Хетагурова, если не раньше, близость систем стихосложения, общность просодии. 

       Поэтому в осетинскую поэзию с лёгкостью перешли и многие исторические достижения, и новации русского стиха, европейские твёрдые формы. Кодзати, например, культивирует форму сонета, ставшую в его родной литературе непринуждённо естественной. Ахсар Кодзати – несравненный поэт, но и один из самых достойных и благородных людей, с которыми мне послала встречу судьба. Ведь всегда и на всех производит сильное впечатление, когда человек самоотверженно сражается не за себя, а за общее дело. Понимая значение русских переводов как средства выхода в большой мир, он искал переводчиков не столько для себя лично, сколько для переложения всего лучшего в родной поэзии – и современного, и несправедливо забытого. Его личной заслугой является издание целого ряда талантливых авторов миновавших десятилетий и, в частности, совершенно изумительных, потрясающих произведений Алихана Токаева, осетинского символиста, столетие назад переводившего на родной язык стихи Гейне и Ленау, Бальмонта и Сологуба. Истинно просветительская деятельность Кодзати всегда вызывала чьи-то нападки, приступы зависти и злобы, потоки клеветы. Но и на разных занимаемых постах, и не имея никакой чиновной должности, Ахсар делал своё дело и был всегда готов к новой борьбе и способен на дерзкую красоту бескорыстного поступка. 

       Недавно мне доставило искреннее удовольствие гражданственное выступление Ахсара Кодзати, в котором он предлагал администрации отменить всяческие литературные премии как разновидность постыдной кормушки, а главную в Осетии премию Коста Хетагурова по справедливости заменить для некоторых на «кару» того же имени. Для меня немаловажно, что этот замечательный сын Осетии-Алании, плоть от плоти её народа, некогда на медные деньги выучившего свою трудовую интеллигенцию, является также настоящим интернационалистом.       Дорого стоила поставленная рядом с подписями видных писателей и деятелей культуры многих народов его подпись под обращением в защиту находящегося на территории Северной Осетии Дома-музея крупнейшего ингушского поэта Джамалдина Яндиева. 

       Я от всего сердца поздравляю Ахсара Кодзати, своего давнего друга, с внушительным юбилеем и при этом очень прошу как можно меньше обращать внимания на течение биологического времени. В общем, как и всегда, стоит следовать совету Гёте: «Работай медленно и не отдыхая». 

       Новые стихи Ахсара Кодзати свидетельствуют о большом одиночестве и разброде горестных чувств. Но нельзя отнять у стихотворца его одиночество. С другой стороны, никто не может обязать свободного поэта непременно быть кипуче-жизнерадостным. К тому же именно ощущение несовершенства мира, наглядного измельчания жизни роднит поэта, оказавшегося в плену у тусклого времени, с мыслящими современниками и позволяет осмыслить личную участь как частицу всеобщей судьбы. Зыбким лучом накопившийся сумрак прорезает надежда. И сами стихи – и для их автора, и для возможных читателей – становятся верной опорой. 

 

               ЗЫБКИЙ ЛУЧ         

                                                                                                          

 

                     Язык

«Родная речь певцу земля родная»* ,

Она полна сокровищ, смерти нет;

Там поколений корни и завет.

Весь Божий мир от края и до края,

Мерцая многоцветно и пылая,

Вливает в слово мёртвое свой свет,

В пустыни вторглась зелень лучших лет,

И воспаряет песня огневая.

Слилась кровь солнца с кровью чернозёма,

Нездешних звуков тянется истома,

Ты с вихрем жизни мчишься взапуски…

Тебя потоки света обхватили.

Ты – в окруженье васильков и лилий,

Глядят в упор земных корней зрачки.

_______________________________

* Строка принадлежит Вячеславу Иванову.

                       *  *  *      

Безумно время… Я безумен сам…

Мозг – лабиринт. Брожу в нём безотрадно.

Зову, но тьма не внемлет голосам…

Тот счастлив, у кого есть Ариадна

                        *  *  *        

Мгла всё объемлет, загустев уныло.

Свой бисер сеет бледное светило.

Роса, осиротевши, заблудилась,

Её трава любовно приютила.

                        *  *  *

У древа Терека седое море – крона.

Лепечут всплески лиственного тона,

Как листья новорожденные, к свету,

Искрясь и радуясь, летят неугомонно.

                  Гостья

Ты – в радость, незваная гостья!

Как землю, снега, ни морозьте,

Уже не осталось окна,

Куда не стучалась весна.

            Последний лист

И цвет, и вес утратил, вихрем пытан,

Один за ветку уцепился он.

Мерещится: кого-то всё бранит он,

Исчез и голос, слышен хриплый стон…

Вновь ночь. Он в небе средь пустого сквера,

В единственном прибежище своём.

К нему протянет зыбкий луч Венера,

Элегию начнет писать на нём.

      Двуглавый орёл

Две головы, хоть схожи,

У каждой нрав упрям.

Презрев друг друга всё же,

Глядят по сторонам.

Одна лишь розоватым

Увлечена закатом,

Другая, ей не вторя,

Восток себе взяла…

Две головы в раздоре

У этого орла.

     Плач Агниан  в 1937 году

Горе, о, горе! В столетье жестоком

Слёзы и кровь хлещут с неба потоком.

Всё ими залито, льётся по странам

Чёрное зло… И мольба не слышна нам.

Лучшие скошены Чёрной Чумою.

Чернь вознеслась… Нет скончания вою.

Вспять и в трясину жизнь покатилась,

Сами враги себе,

Жнем, что растилось.

Нарты карались бесплодьем сплошным,

Мы же – суровей: потомством дурным.

                  *  *  *      

Вот лишился я друзей моих,

Не вернуть их на свои места.

Все ушли, и жизнь моя без них,

Словно дом разграбленный, пуста.

Их ищу, но, сколько б ни взывал,

Отзвука в пустынном мире нет,

И попало сердце под обвал,

До него уж не доходит свет.

Стали достоянием моим

Те друзья, чей пыл, я знаю, мним.

По ушедшим не унять тоски…

Тщетно звать, они уж далеки.

Вот конец головоломки всей,

Вот какая у меня беда…

Вижу только призраки друзей,

Только сон творит их иногда.

             Дупло

Дупло чуть явным было в глыбе дуба,

Но, из нуля возникши в беге лет,

Вгрызаясь в ствол, сдирая клочья луба,

Всё роет, роет, и пощады нет.

Вот, всё жирея, жрёт остатки грубо,

Ужасный не кончается обед…

А ночью глубь трухлявого раструба

Жжёт свой огонь, свой тусклый сеет свет.

… Увы, до срока дерево упало

И гробом для дупла отныне стало.

Окутал чёрный саван пустоту.

И над усопшим встали, ёжась щупло,

И плачут, и твердят другие дупла:

«Сколь Смерть грешна, что губит жизнь в цвету!». 

                  Сумерки

Катится солнце, прощально пылая…

Пес за машиной бросается, лая.

Сердце, себе говори, обезумев:

«Кинусь за солнцем!.. Сгорю, хоть дотла я!»

            Старый храм

Трава дичает. Позабыв о храме,

Её следы истлели. Небесам

Здесь молятся лишь заросли, трава.

                      *  *  *

Устав после работы, Солнце вяло

Облизывает, утоляя жажду, льды.

Мгновенно небо черно-красным стало

Там, где хребты далёкие тверды.

Тьме многоглазой мир вручив рутинно,

Свалился день под ношей и исчез.

Ну, вот и Полночь – всех времён вершина:

Врата души открылись для Небес.

СИНЕЛЬНИКОВ, Михаил Исаакович, Москва. Поэт, переводчик, критик. Род. в 1946 г. в Ленинграде.  Первый сборник «Облака и птицы» издан в 1975 году. В 2011 г. вышла книга избранных переводов «Поэзия Востока». Автор многих статей о поэзии (в том числе посвященных влиянию мировых религий на русскую литературу), а также воспоминаний о поэтах и деятелях искусства. Составитель ряда антологических сборников: «Свидание с Тбилиси», «Киммерийская сивилла», «Петербург-Петроград-Ленинград в русской поэзии», «Град срединный, град сердечный. Москва в русской поэзии», «Русская няня», «Омар Хайям в переводах русских поэтов», «Персидская классическая поэзия», «Персидская любовная лирика» и др. Составитель многих антологий русской поэзии.  Автор более 20 поэтических сборников. Стихи печатаются в литературных журналах и антологиях. Член Союза писателей СССР (1976) и Союза писателей Москвы.