Skip navigation.
Home
Связь времён

Навигация
Home

Алина Остафийчук

Алина ОСТАФИЙЧУК (1979-2010).  Поэт, сказочница, журналист, редактор. Соучредитель творческого ордена «Корни неба». Окончила Донбасскую государственную машиностроительную академию. Кандидат экономических наук, работала старшим преподавателем кафедры «Менеджмент», журналистом регионального еженедельника «Восточный проект», была организатором художественно-литературного журнала «Альманах муз». Автор книг «Единение двух сердец», 2000; «Бисерное признание»,2001; «Прижаться к земле»,2004; «На ощупь»,2007; «Естественный отбор»,2010; «Сказки»,2010. Лауреат литературных фестивалей, акции «Жінка Донеччини» в номинации «Журналистика». Публиковалась на Украине и в России. Увлекалась фотографией. Одна из инициаторов создания и соучредитель приюта для животных в Краматорске.

2012-Остафийчук, Алина

 Алина ОСТАФИЙЧУК 

1979 – 2010

СБИВАЕТСЯ  ТАНЕЦ

*   *   *
Моих волос ржаная гладь
и кожа цвета эдельвейса –
случайны здесь. Я проросла
в насмешку смерти.
Эта песня, рассветом рвущаяся в степь,
кровавой Польшей зачиналась,
и тюркской саблей била степ
по жилам сёл славянских. Радость
ярилась множество веков,
чтобы во мне на свет явиться
захлебом бешеных стихов –
случайных – как сама я. Лица
вокруг из гипса – разбивать
и белой пылью рассыпаться
мне выпало. Планета-мать
рожала в муках. Стыли пальцы,
сжимая простыни степей.
И первый крик мой был беззвучен.
И вот – мне холодно теперь,
и постоянно слово мучит.
Во мне смешались смерть и жар,
непримиримость и бессилье.
Случайно вылилась душа
в моих стихов двойные жилы.
И вместе с ними я – иду
сквозь кому, летаргию горла.
И хрен тебе, с косой! Мою
артерию рубила сколько –
да всё – никак – видать, слабо.
Волос моих ржаное поле 
цветет под солнцем. И любовь
меня хранит, ведет и кормит...




ИСПАНСКИЙ ЦИКЛ

1 КОРРИДА

Асфальт превращался в мякоть.
Позевывала сиеста.
По лбу Барселоны капли
стекали. И было места
на липких трибунах – мало.
Тряслись желваки корриды
на скулах испанских. Браво –
не Коста. Козырным видом
арена слепила, красно-
наливом быка – глазницы.
Сеньоры смеялись. Галстук
висел языком. Из Ниццы
зачем-то сюда заехав
в сиденье врастала – Донна.
Как чудно гарцуют нервы,
как пряно – запахло кровью!
Коррида ревет – крещендо,
четвертое тело – в щепки.
И вздыблена кожа – шерстью.
Навязчиво и не-метко
Торео-дор-вался – жилит.
Зрачки разбухают. Тошно!
Сбегают сеньоры – живо,
а Донна сидит и гложет.
И вперившись в бычьи губы,
чего-то бесстыдно ищет.
Окончена пьеса глупо –
залито лицо кровищей.
Но ярок оскал улыбки,
и смерти чужой причастье –
острее, поди, мохито.
Жжет – танец последней страсти…

2 КАСТАНЬЕТЫ

Улицы щелкали как суставы
старушечьих пальцев.
Их ветер тискал,
пришедший со Средиземья. 
Стало 
ярко – 
до помраченья мыслей.
Чертовски резвым 
зашелся ритмом
размеренный вроде бы город. 
Лето 
зацокало по мостовым гранитным.
Зарделись
улицы-кастаньеты.
Срывали шляпы 
и шлялись – прямо
по лицам вымученных прохожих.
И рвался в ноздри 
оливок запах,
и рьяный город был обезножен.
Взлетали юбки 
из черно-красных
бесстыжих тканей. 
И белым пухом
неслись за крыши. 
И было ясно, 
что это ангелы играют румбу
 
3 ПОРТ

В порту милейшей Каталонии
пришвартовался твой корабль,
поэт одесский – 
сын Виктории
и Авраама. 
Погулять
есть время. 
Улочками узкими,
корицей пахнущими – в путь.
Искал ты магазины русские – 
душой на полках отдохнуть.
И как ни странно – 
вышел к «Тройке»,
по трешке евро – 
книжный рай.
Среди конфет и тар ликерных 
что пожелаешь – 
выбирай.
И корешки ласкал ты нежно,
как руки женщин. 
За пятак – 
с наценкой – 
раритет, конечно –
на свет явился Пастернак.
Пожалуй, брату с «Дерибаса»
ты б не обрадовался так.
Шипящий привкус перифраза
природы. 
Мальчик и чудак
стоишь, 
и в сотый раз читаешь,
как плачет сад в России. Порт 
и вся Испания большая
за окнами уже плывет.
Размокли строки и ресницы,
и ты забыл о смене лет.
Поэт одесский – сын границы
и родины, которой нет…

4 ГАЛА
С фигой в кармане Фигейрос – 
чрево,
выплюнувшее Дали.
Яйцеобразны 
и хлебо-цельны
лица и фонари.
Витиевато закручен локон 
улиц. 
Пылит жара.
Раннее утро. 
Крепкий кофе 
голая пьет Гала.
Пара часов слюды 
в запасе
вон – по столу течет
стрелка большая. 
И важно разве,
что без крыла – плечо?
Что разминулись на полстолетья
с мастером. 
И сейчас
снова идти, улыбаться в эти
фото-провалы глаз.
И говорить о жизни Бога
щупленьким муравьям.
Это не больно, 
это недолго, –
это – обряду – дань.
Вечером будет тепло и тихо,
вздохами по углам
снова его оживут картины,
преданная Гала.
И объяснять ничего не нужно –
жертвенный ждет огонь.
Губы набухли. 
Немного душно.
Вот он – маэстро твой,
вывернувший изнанку мира
вместе с твоей душой.
Улицы, лица, 
столетья – мимо.
Снова культурный шок
и немота – в среде туристов.
Гордо стоишь. 
Игра
стоит свечей, 
и стоит жизни.
Грация вам, Гала!

ДИКОБРАЗЫ

Дикобразы  –  ночные  деревья
целуются,  пряча  иголки,  нежно.
Хроническим  ливнем  болеет  аллея,
и  молнии  мякоть  подушки  режут
как  скальпель.  Взрывается  пухом  небо  –
липким  и  ласковым  –  на  асфальте
сугробы  до  звезд.  Ты  скажи  мне  –  верить,
и  я  буду  видеть,  и  я  буду  рядом.
И  всё,  что  забьется,  заохает  ветром,
затеплится  –  воском  ли,  крыльями  ночи  –
тобой  назову.  Обвиваются  ветви  –  
ладони  сближаются.  
–  Колется?  
–  Очень…
Мы  прячем  иголки,  во  сне  улыбаясь.
Мы  верим  друг  другу.  Но  утро  и  ветер
тревожат  деревья,  сбивается  танец.
Мы  –  дикие,  невероятные  дети…
Твой  образ  иголками  тонкими  вышит
на  белом  батисте  –  каштановый,  свечный.
Зачем  же  ты  в  ливень  без  памяти  вышел?
И  молнии  режут  растерянный  вечер…
Мозаика  листьев  –  обрывки  бумаги.
И  падает,  падает  пух  на  колени.
Никто  целовать  не  торопится  –  ранят
занозы  разлуки.  И  мне  не  умеет
промокшая  ночь  говорить  о  рассветах.
Все  образы  –  только  твои,  безраздельно.
Но  раз  уколовшись,  решатся  ли  дети
пойти  на  сближенье?

                              Публикация Лии ЧЕРНЯКОВОЙ