Skip navigation.
Home

Навигация

Ефим Гаммер

ГАММЕР, Ефим, Иерусалим. Родился в 1945 году в Оренбурге. В Израиле с 1978 года. Окончил отделение журналистики ЛГУ им. П. Стучки в Риге. Работает на радио «Голос Израиля». Шеф-редактор и ведущий радиожурнала «Вечерний калейдоскоп». Член израильских и международных союзов писателей, журналистов художников. Публикации в  России, США, Израиля, Германии, Франции, Латвии, Финляндии, Украины и  других стран. Автор 15 книг, лауреат ряда международных премий  по литературе, журналистике и изобразительному искусству.

2012- Гаммер, Ефим

Израиль: фронтовые хроники Гило  
             Моим детям
Белле  и Рону     
                I                 
В близком эхе  –
скоропись боя…
Росчерк пули  – 
от люстры к торшеру. И взрыв.
Со стены, под бордюром,
свисают обои.
Снова в дырках 
узорный цветной наив.

Это кто так сегодня 
воюет незряче?
Что за дело 
лихому стрельцу до меня?
У меня тут ребенок – 
без повода – плачет,
а теперь еще лампочку 
снова меняй. 

                II                 
В супере судачат-пекутся
не о ценах на хлеб и масло.
О квартирах. Продавай их теперь,
после обстрелов, чуть ли не даром.
Исподволь выясняется:
в Гило жить евреям опасно.
А ведь здесь сам Давид
Вифлеемские пас отары.

Изменилось Гило?
Изменилось с тех пор в панораме.
А трава – в первородстве.
И козы, и овцы. И люди – когда не мутанты.

Пастушком здесь Давид
разрывал львов рычащих руками  –
так считал Микеланджело,
создавая по сказам библейским гиганта.

                 III                 
Танки едут в Гило
на бронеобразных машинах –
платформах,
с плацкартой ночной – комфортно.
Эти земные штуки
еврейского высшего сорта
принимает на взгорье
полковник Машиях.

Он размещает земные еврейские штуки
под вялую перебранку,
как на кухне шахматные фигуры,
за чашечкой кофе.
Один станет здесь,
справа от триста седьмого дома,
второй сдвинем влево…
А дальше? «Дальше» – кончились танки...

                  IV                 
Это кто на ветру,
над разливом детских голов,
с ведром краски и кистью,
под солнышком озорным?
Нет, не ошиблись! Резницкий,
художник Андрей, сын Рублев,
окружает Гило
пасторалью – как бы сказать? – заборной…

И сторонятся танки
ландшафтов, Андрею открытых,
чтоб в порубежьи не застить 
вид на хвойное беспризорье.
Блоки – стены…
Бетонная Атлантида
выплывает со дна
библейского моря.


                V                 
Из самого – из раннего
дочь вспомнит дом израненный, 
телеигру в солдатики
и тихий голос братика:
«А что такое мир?»

                  VI                 
Небо звездную мечет икру.
Небыль гремит, словно жесть на ветру.
Утро приходит и ранит весть.
(Это, ребята, надо учесть.)

Надо учесть… только ухнул затвор.
Надо учесть… только выстрел в упор.
Сушится порох, как в сердце месть.
(Это, ребята, надо учесть.)
 
Сколько людей – ровно столько смертей – 
от пули-ножа, от обманных идей.
«Есть добровольцы?» И эхом: «Есть!» 
(Это, ребята, надо учесть.)

                     VII

   1
– Что было, то сплыло.
– Не было! Не было!  
– Земля ли остыла?
– Небо ли? Небо ли?

   2
– Самое страшное – это…
– Обнародование имен. 
Тронуться можно умом,
как накануне конца света.

– Самое страшное – это…
– Знать, что приятели вроде
свадьбу справляют в Лоде…
(либо в Афуле, Хедере, Кфар-Эдем.)

– Самое страшное – это…
– Думать о детях вне дома – 
(в «Боинге»… на пароме…
на премьере «Ковчега Завета»…)

– Самое страшное – это…
– Смотреть, как меняются лица, 
когда наша кровь – водица,
а древний Израиль – гетто.


                 VIII

Нитяное дыханье свирели…
Царь Давид снова бродит в Гило.
Семицветною акварелью
небо в радугу затекло.

Пусть летят-пролетают века вне
замороченных ложью затей.
На израильском замковом камне
след Давидов, и мой, и детей.