Skip navigation.
Home

Навигация

2016-Марианна КИЯНОВСКАЯ в переводе Аркадия ШПИЛЬСКОГО

Марианна КИЯНОВСКАЯ
в переводе Аркадия ШПИЛЬСКОГО 

Из цикла «Бабий Яр. Голосами»

 


Марианна КИЯНОВСКАЯ – поэт, переводчик, критик и литературовед. Родилась в 1973 г. во Львовской области. В 1997 году окончила отделение украинской филологии Львовского университета. Автор 11 поэтических сборников. Стихотворения переведены на польский, сербский, словенский, английский, белорусский и русский языки. Лауреат нескольких литературных премий, в частности премии им. Нестора Летописца за лучшую литературную публикацию в журнале «Київська Русь» (2006). Живёт и работает во Львове.


+ + +
о нас не напишут ведь мы сбежать не успели
сами пришли собрались у ворот котельной
а тем полицаям и немцам гореть им в пекле
ведь стон и шёпот здесь адские беспредельно 
о нас ничего не напишут даже доносов
обо мне например соседка моя по квартире  
я стою рядом с ней обута а кто-то босый 
она комсомолка и часто стреляла в тире 
однако осталась в киеве мама с инфарктом
рука поднялась чтоб ослабить муки но поздно
от неё до меня не ближе чем от фатума к фарту
на деле пустяк немец смотрит тоскливо и грозно
потому что мой тюк с бумагами ничем не блещет
много всяких заметок не золото даже не шуба
на меха он смотрит тепло а простые вещи
безразличны убийце ему улыбается люба
она среди нас у неё была мама когда-то лея
кто-то донёс на них те доносы как похоронки 
она сложила всё ценное вся в лямках млеет
впрямь будто конь сияют золотом зубные коронки 
я хочу помолиться и спать и капельку кофе
или капельку кофе и спать без молитвы даже
о нас не напишут историю как про голгофу
рвы готовы но может копать прикажут


+ + +
очень горло болело сегодня и будто назло
всю дорогу хотелось кричать ну а утром известно
падал дождь мы топтали грязищу и нам не везло
там на фрунзе на мельника кто-то качнув занавеской
только глянул и скрылся а мы всё брели и брели
дан-сапожник пеняя наш алик сдуревши и квёло
и оме́лы большие кусты и везде патрули 
зарычал пулемет бабка ойкнула боже мыколо
тот мыкола наверно еврей в смысле как иудей
все евреи мы в этой на полкилометра колонне  
даже яник потоцкий что так сторонился людей 
всех из нашего дома с козой он сидел на балконе 
и носил ей в фуражке траву даже плакал порой
говорил до войны о каких-то планёрах и бомбах 
мы смеялись над ним а теперь его правая бровь
перебита и кровь изо рта вытекает не больно
я помог бы ему да никак не могу упадёт он сейчас
пусть хоть так а не в яме в яру среди тысячи нас 
я и сам бы упал если б мог если б мог если б мог
пусть убили б меня или сбили бы с ног сбили с ног сбили с ног


           + + +
счастье значит сразу и навечно
я хотела счастья я могла
побежать за ним тропинкой млечной
где мерцала золотая мгла
но сейчас под маревом багряным
капли крови с каплями росы
каждый стал зияющею раной
лия зяма рядышком а псы 
лают и строчит из автомата
немец угрожая детворе
шмулик обхватил руками брата
маму их убили в сентябре
гонят к яру нас и всю колонну
холод сердце ужасом щемит
где-то рядом нотка кардамона
это платье лиино на миг
лишь пахнуло памятно и горько
как в аптеке папы на сырце
всех убьют сказали за пригорком
псы за нами тянутся в конце 
полицаи стали на припёке
и хохочут в новых кителя́х
шмулик покачнувшись рухнул боком
и перевернулась вся земля


+ + +
мне бы лучше скончаться сейчас подгибаются ноги
но конвой не позволит конечно решают они
в чемодане не бог весть чего собиралась в дорогу
как готовятся люди в дорогу в последние дни
только ключ фотографии письма и мамины броши 
денег сколько осталось всего лишь немного банкнот
мы по пыли плетёмся как будто зимой по пороше
огибая воронки тела и следы нечистот
в дом вломились сказали всё ценное взять конвоиры 
я взяла тёплый плед ломоть хлеба немного воды
и кривился эсэсовец зло на убогость квартиры
что исчезла бесследно как я навсегда словно дым
и теперь уходя невозвратно я вижу иначе
сквозь сияние света моей обречённости суть
мне бы лучше скончаться на улице этой не плачу
чемодан оставляю на бровке лишь имя несу
я рахиль
 

+ + +
до сих пор я жил как и всяк
под фашистами лай собак
означал где-то близко облава
то есть надо прятаться клава 
продавщица гнала в подвал
начинался в жизни провал
и казалось будто в тюрьме 
или в ялике на корме
я и лёня и геня с марией
у которой всегда эйфория
потому не боялась облав
что могла до труханова вплавь
но теперь в её голове
точно дырка а может две
и её подстрелили так
что навзничь упала в прах
я лежу рядом с нею ныне
весь в глине 



+ + +
вот яр в котором стреляет ганс
вот гильзы от пуль убивающих нас
вот следы и бороздки пулемёта и ног
ганс устал изнемог
как же всех о мой бог
хоть бы кто-нибудь встал хоть бы кто-нибудь смог
куно лёг с пулеметом и слышен смешок
вот фриц возле ривки три пули вошло
вот колечко серёжки всё слишком мало
вот и лик золотой её вся её жизнь 
вот огромный живот в нём ребенок лежит
ривка чувствует сердце ребенка стучит 
фриц стреляет в живот мол животное жид
вот альберт брат убитого ёйны еврей
под ногтями занозы с парадных дверей
вот он с бледным лицом под кровавым рубцом 
сара ныла стонала пошли же идём 
он цеплялся за дверь он хватался за дом 
он хотел бы и жить и скончаться в нём
только вот он с родными во рву одном
вот и рваный рукав то есть тень рукава
вот буреет от крови земля и трава
вот тела и тела и тела и тела
вот сестра мириам что счастливой была
вот её обнимает хотя умерла
шуламита и греет теплом без тепла
вот над яром становится розовой мгла


ШПИЛЬСКИЙ, Аркадий, Ньютаун, шт. Пенсильвания, США. Родился в 1949 г. в Киеве. Окончил Киевский политехнический институт. Работал в научно-исследовательских центрах СССР и США (эмигрировал в 1992 г.). Пишет малую прозу, стихи и поэтические переводы. Переводы из украинской поэзии публиковались в литературных альманахах и журналах «Интерпоэзия», «Этажи», «Слово\Word», «Зеркало», «Связь времён», «Новый Свет», «Чайка», «Вестник Пушкинского Общества Америки» и «Страницы Миллбурнского Клуба».