ВРЕМЕНА ВСЕГДА ОДИНАКОВЫЕ  

Ирина Чайковская. Какие нынче времена, Статьи, эссе, интервью. – Балтимор: Seagull
Press, 2008. – 190 с.

    Ключ к книге
прозаика и эссеиста Ирины Чайковской таится в ее названии: «Какие нынче
времена». В нем слышится нечто от вопроса, вернее, от приглашения к размышлению
«на тему». А темы, к которым обращается автор, предстают отдельными и в то же
время скрепленными между собой осколками, составляющими яркую мозаику времени.
Точнее, времен, ведь множественное число, неслучайно употребленное в названии
книги, свидетельствует о неразрывной связи настоящего с прошлым и будущим
(словами автора, о «непрерывности и непреодоленности» времени в человеческом
сознании), а значит, и о неодносложности поставленной автором задачи, равно как
и попытки ее разрешения.

    Книгу Чайковской составляют три раздела,
название каждого из которых, пожалуй, не требует дополнительных пояснений:
«Судьбы эмиграции», «Этот вечный "вечный вопрос"» и «О временах».
Иными словами, в композиции книги задействован не жанровый, а тематический
подход, поэтому два первых раздела вмещают в себя статьи и интервью, и только
значительную часть третьего составляют «литературные» интервью (с Н.
Коржавиным, Л. Лосевым, А. Арьевым, С.Рассадиным), – ведь кто лучше может
рассказать о временах, чем их яркие и талантливые представители?.. О каких
книгах пишет Чайковская, о чем говорят ее собеседники? Различные волны
эмиграции, религия и национальный вопрос, но, главное, литература, искусство и
культура, нередко поданные в социально-историческом контексте и неизменно –
сквозь призму субъективного восприятия – вот, что формирует тематический остов
этой книги.

    О «живой и будоражащей» теме – эмиграции –
рассказывают на этих страницах поэтесса, эссеист и редактор Валентина Синкевич,
литератор и радиожурналист Людмила Оболенская-Флам. Примечательно, что двух
представительниц разных волн эмиграции, прошедших трудный, полный бед и лишений
путь, не просто утвердившихся и самореализовавшихся на новой почве, но и,
несмотря на невзгоды, сохранивших свои корни и обогативших русскую литературу и
культуру, волнует будущее России и русскоязычной эмиграции. «Русской эмиграции,
можно сказать, повезло: одна сменяет другую, образуя преемственность, без
которой не может продолжительно жить ни одна культура вне языковой среды»... И
как бы в подтверждение этих слов Синкевич, находим в книге Чайковской подробные
обзоры филадельфийского альманаха «Побережье», антологии «Бегство от пустоты»,
а также очерк «Три жизни Сергея Голлербаха» – своеобразный портрет художника,
написанный ярко и с теплотой. В раздел «Судьбы эмиграции» также вошла
развернутая рецензия на книгу «Судьбы поколения 20-30-х годов в эмиграции»,
составленную Л. Оболенской-Флам, о «жизни в изгнании» поколения, до сих пор
мало рассказавшего о себе, о тяжелой, зачастую трагической участи людей
волей-неволей оказавшихся вдали от родины, о «’хлебнувших лиха’ на
оккупированной территории, в немецком плену, в концлагерях и лагерях для
перемещенных лиц, – однако не сломленных, духовно просветленных, постигших в
своих скитаниях нечто такое, что впоследствии давало им силы для жизни». Нужно
сказать, что отклик Чайковской на эту ценную книгу не только подробен и щедр на
цитаты и факты, но и увлекателен,  сильны
сменяющиеся в нем чувства – гнев, восхищение, сострадание...

    «Хочу написать не о книге, а о пути актера
и человека...» – такими словами начинается статья Чайковской об
автобиографической прозе Михаила Козакова; но, пожалуй, эти слова, в разной
мере, применимы ко многим рецензиям и интервью Чайковской; нужно лишь заменить
слово «актер» на «поэт» или «критик», или «редактор», в зависимости от того,
кого на сей раз автор выбирает в «собеседники», о чьей книге пишет. Для
Чайковской творческая личность неотделима от своих творений, а судьба и творчество,
будучи тесно переплетены, взаимодополняют, а иногда и определяют друг друга;
как, например, в случае с Авраамом Шифриным, политическим борцом и сионистом,
автором книги «Четвертое измерение», в которой повествуется о кошмарах лагерей
послесталинской эпохи... Так называемому «еврейскому вопросу», который
Чайковская неслучайно называет «вечным», посвящен отдельный раздел ее книги;
особое внимание вызывает увлекательный отзыв на художественно-документальный
сборник «Вокруг евреев», составленный Марком Авербухом, по словам рецензента,
позволивший «взглянуть на пресловутый ‘еврейский вопрос’ с разных сторон и с
разных точек зрения», причем исключительно в отношении России двух прошлых
столетий.

    Рецензии-статьи Чайковской можно назвать
«развернутыми», а иногда, пожалуй, и «прикладными», так как жанр рецензии в
традиционном смысле оказывается для нее слишком узок. Размышляя над книгой,
автор нередко выходит за рамки произведения, как бы сопоставляя прочитанное с
пережитым – на уровне поколения или даже собственной жизни; ее стилю присущи
насыщенные отступления, состоящие из субъективных, бесспорно искренних и
страстных, и потому «живых» и «человечных» суждений. Например, в текст рецензии
на «Книгу прощаний» Станислава Рассадина Чайковская помещает интерлюдию о
личном резонансе на события 91-го года, заставившие переосмыслить бывшие
взгляды и сделать смелый выбор в пользу эмиграции в Америку; а статью о книге
«Вокруг евреев», автор открывает воспоминаниями из своего детства... Таким
образом, рецензия Чайковской знакомит читателя не только с интересной книгой и
ее автором, но и с самим рецензентом, отчасти становясь своеобычным «портретом
в портрете» и раскрывая не только художественные пристрастия автора, но и ее
личное отношение к поднимаемым темам, описываемым событиям и личностям.

    Отчасти «автопортретны» и интервью
Чайковской, в которых она проявляет качества, характеризующие хорошего
собеседника: умение слушать и реагировать. Помимо общей эрудиции, знания
предмета и так называемой профессиональной «подкованности», вопросы и
комментарии Чайковской свидетельствуют о высокой внутренней культуре
интервьюера. Безусловно, не будучи скованной обязательствами перед, к счастью,
несуществующим «заказчиком», автор свободен в выборе книг, тем и собеседников;
и, видимо, благодаря этой свободе выбора – что волнует, что ближе по духу – с
такой интенсивностью проявляются в книге Чайковской ее неподдельный интерес к
предмету разговора и живое человеческое участие. Отсюда – и динамичный,
своеобразный стиль Чайковской, отмеченный «человеческими словами и
интонациями».

    Говоря об авторской «свободе выбора»,
следует также отметить, что личная расположенность – к темам или авторам – не
заслоняет чувства критического отношения к произведениям, о которых пишет
Чайковская, и в щедрую «бочку меда» она нередко добавляет «ложку дегтя», причем
не упуская из виду не только откровенные фактические оплошности, но и
стилистические промахи, грамматические ошибки, а порой и опечатки. Признаемся,
трудно найти издание, лишенное огрехов, есть они и в книге Чайковской. К ним
можно отнести утверждение об отсутствии сведений о Марии Гольдфельд, жене
Корнея Чуковского (см. статью В. Островского в «Записках по еврейской истории»)
или же интерпретацию строк стихотворения К. Сенеки, обращенных к женщине
(«...ты из меня, / как из глины, / сделала человека... / я – из твоего ребра /
и сердца...»), в которых Чайковской почему-то слышится предупреждение о
наступающем матриархате (на последнее хочется откликнуться словами А. Белого:
«Женщина творит мужчину не только актом физического рождения; женщина творит
мужчину и актом рождения в нем духовности»). Однако наиболее слабым звеном в
книге представляется заключительное эссе «О проторенных тропинках к
человеческому счастью», посвященное теме однополых союзов. И дело не в самой
категоричности, с которой автор пишет о «человеческом счастье» как о неком
универсальном рецепте, и даже не в позиции неофита в неодносложном и полемичном
вопросе о человеческой природе, а в несоответствии темы данного эссе, как тематике,
так и общему духу книги.

 Чайковская умеет найти подход к своим
собеседникам, оттого беседы, изложенные на страницах ее книги, читаются на
одном дыхании, о чем бы ни шла речь. И чаще всего интервьюер подводит своего
собеседника вплотную к основному вопросу книги – о временах; и тогда перед
читателем возникает картина сегодняшнего дня (проистекающего из и
устремленного в), неизменно связанного с прошлым и будущим; не
черно-белое статичное изображение, как бывает при категоричности мнений, а
многослойное и нелинейное полотно, с долями пессимизма и одновременно веры в
добро. Хочется привести несколько высказываний из одноименного книге интервью
со Станиславом Рассадиным: «... Вот я хотел вспомнить замечательные слова
Зощенко: в хорошие времена люди хороши, в плохие плохи, в ужасные – ужасны. С
той оговоркой, что, если у нас, людей, нет возможности самим создавать хорошие
времена, всегда есть возможность плохие сделать еще ужасней...»; «...Сейчас
идет то, что я когда-то назвал словом раскультуривание. Культура – это память прежде
всего. Память людей, что они часть человечества, память о том, что было в
прошлом...»; «...Так вот об ‘оттепели’. Меня не тянет туда. Хотя, может, сейчас
даже хуже. Тогда было подобие времени, сейчас безвременье...». Это о временах,
о их взаимосвязи, о нас с вами... А вот – меткий и жесткий рассадинский прогноз
на будущее: «...К нашему времени, при всех его достоинствах, я отношусь плохо,
и боюсь, что оно превратится в ужасное. Симптомы совершенно очевидны...».
Ощущение надвигающейся катастрофы в силу потери духовных ценностей проступает и
в интервью с поэтом Наумом Коржавиным; отталкивающей и «античеловечной» видится
современная Москва поэту Льву Лосеву... С этими мнениями можно соглашаться и не
соглашаться, но утверждение, высказанное почти каждым собеседником Чайковской,
о личной ответственности человека за то время, в котором он живет, бесспорно.
Не забудем также, что черта между временами зыбка и условна, именно поэтому,
как отмечает Чайковская, человеком мыслящим и чутким «история, чужие эпохи
часто проживаются как свои».

    Какие нынче времена?.. Вспоминаются слова
одной из «отрицательных» героинь фильма «Москва слезам не верит»: «Времена
всегда одинаковые!». Есть в этой гневной реплике толика правды. Но пусть каждый
читатель попытается сам ответить на поставленный в заглавии вопрос, ведь, не
забудем, что перед нами – книга-приглашение к спору и размышлениям, ведущим не
обязательно к истине и согласию, но к их поиску – непременно.

Марина ГАРБЕР, Люксембург