Skip navigation.
Home

Навигация

2017-РОМАНОВСКИЙ, Алексей



ГЕОЛОГИЧЕСКИЙ НОКТЮРН

             Джону Мартину, живописцу

I
По гребню гор, в скупом луче седа,
Размашисто плывет Кассиопея.
Я угольки раздул. Петли камея –
Гранит, песчаник, бурая руда –

Ушла под горизонт. Раз "о-бла-да"
По встречной; пальцы, зарево, репейник,
И до копейки тянет ключ Коперник,
Эклиптики вздымая обода.

Льё до жилья. Дрожащая ль я тварь?
Кладу очки в карман. Иду без фар.
С подветренной блестят мотки кудели,

В приземистых кустах урчат шипы,
И, стряхивая капли со стопы,
Встает луна из старческой купели.

II
Встает луна. Из старческой купели
Утес глядит, покат. В лесах стада,
В горах клинок и молот. Древ рода –
Еще под дерном дремлющий мицелий,

Лишь над землей как будто бы метели
Лежит вестибулярная звезда.
Как от нее скрываясь, без следа
Текли колена. Схватываюсь с теми,

Кто ткет вам родословие, темня:
Как вы секли снежинки из кремня,
Кто высек вас? И как же вы поспели

В века под тенью медленного льда? –
Утеса край. Склоняешься туда –
Ни крик не тронет дна, ни дробь капели.

III
Ни крик не тронет дна, ни дробь капели,
Лишь тень пройдет по глади меловой.
Маяк "Саджема" схвачен бечевой;
Еще его питает per aspera

Заемный коробок на пол-ампера.
Ждет у ограды лес, как вестовой,
И под дождем качает головой
Забытый экскаватор Первой эры.

Спи и тогда, когда над столбовой
Горит и гаснет белая гряда.
На колбе и раскрытой книге ворс

Сохраннее, чем золото в Женеве.
Не клином, не окном разбитым в небе,
Но шарфом горлу меди невода.

IV
Но шарфом горлу меди невода
И, не передаваемы изустно,
Стихов просветят высохшие русла
В протертой книге. Выпусти года

Под сосны Матадеро, распродав
В пять лет очередные крови сусло.
Пусть по коре сбегает заскорузлой
Последний день, с которым ты в ладах,

Последним муравьем. Я ниже, медля,
Несу закат – плакаты, планки, метры,
Пыльца, пчела. Я сойка, слепота,

Пятном от солнца выловленный лютик...
Дороже блюда трещины на блюде
И зеркала проточная вода.

V
И зеркала проточная вода,
И в кадре губ движение – немое,
Но побережье дрогнувшее – в море
Товарные толкают поезда,

Иглу не принимает борозда,
И тракта край, испанцами намолен,
Оскален в пропасть зубьями промоин,
И рвется плющ, сцепивший навсегда.

Как это тем поведать, честь по чести,
Кто только пальцы видел в кисти жесте? –
Что в лености аллей и в пене жил

Дано, что праздно, тысячестепенно,
Что тонкой солью ляжет, пережив
Всех языков беззвучное кипенье.

VI
Всех языков беззвучное кипенье –
Подлеска плеть, истленье пелены.
Не хрупкий корж за нами старины,
А черный горизонт причины первой.

Не матери морей взнесла нас пена,
Не дождь каменноугольной весны,
Но в тишине всегда из тишины
Мы голос поднимаем a cappella.

Нам в тигле подобает доля пепла.
Из линий синтетического спектра
Мы ни одной, ни многим не равны.

Вы – мы. Ваш хлеб в колодце кривизны,
Объятья ваши так же вам родны,
Как клерков ученические перья.

VII
Как клерков ученические перья
Стесались, навостряясь от зари,
Нам карта лжет Далилою. Пари
Почти Паскаля: ставь на нетерпенье.

Мир юн. В тепле полей ли, на тропе ли,
В озона гроз розарии замри.
Умри, Умберто, – запахи земли
Не вычитаешь из энциклопедий!

Мы радио уже изобрели,
И жжет вечерний чай жужжанье роя,
Но стерпленной и слюбленной породы

Не бьет ни гул подземный, ни прилив.
Своим дорогам сами господа
Растеряны – китайский, право, дар...

VIII
Растеряны – китайский, право, дар! –
Колосья, как колонны на привале.
Ищи, куда без росчерка, без "Vale"
Отчалил каждый сонный аватар –

Но сам, палящим зрением крота
В любом у ног разложенном товаре
Аллювия столбец распознавая,
Не отворяй врата – твори врата.

Вберись не в переполненную пристань,
Не в пену, не в копну волос, не в выстрел
В висок светилу! – вкорд за именами,

Как помнят мертвых; как, опоминаясь,
Зовут их; как прозёван за плечами
Взмах колеи, где тени обнищали.


IX
Взмах! – колеи, где тени обнищали,
Отцвел пунктир. Летит паучья снасть,
Летит земля – как прежде, не тесна.
Там лук и стрелы, терн и кислый щавель,

Там за чертой оврага ли, ручья ли
По правилам игры, законам сна
Другое время, жизнь, и звук, и знак.
Оттуда поднялись мы – но, нещадно

Иссечены, в лагуны истин частных
Вернемся, как озерами, ключами
Распалась ледниковая слеза.

Там нам, чудным, как выпавшие ветки,
В карманах гор, в послушном мультиверсе
Стран Оз и Эв возводятся леса.

X
Стран Оз и Эв возводятся леса,
Лишь компас перевернут: бубны слева,
А сердце справа. Прыгают бесследно
Резинки метеоровых глиссад.

Зря знал билеты. Хочется плясать –
Что исправлять, смотря с вершины лета?
Вширь по равнине шахмат королевы
Змею реки проводят в ясли-сад.

Ни фонарей, ни звезд. Во тьме приятно
Идти сквозь зал забытого театра.
Кот в чаще, цепь успела расковаться,

Крыльчатый дождь летит, не шелестя,
И в синеве картонных декораций
Вдруг пальцы тронут занавес лица.

XI
Вдруг пальцы тронут. Занавес, лица
Не скрывший, снова падает при свете:
Ты там, где двое-трое, неприметен –
Но без тебя не сводят полюса

Ни лестницы закон, ни колеса,
И я, другой опалубленной тверди
Ища, холсты распахиваю в ветер.
Пусть будет мне по слову пришлеца:

Что годы в книгах выдумал монах,
Что вся земля – платформа на волнах,
Что бег, хитря, светила обращали,

И крепче наших стерлись города,
Что лес – лишь лампы рябь. Дай угадать
За этой рябью, зыбью обещанье.

XII
За этой рябью, зыбью обещанье –
Соблазн волхвам. Смущает нагота
Дворовый люд и розы, и креста!
Ты шепчешь мне, дыханье учащая,

Что, может, на свече живут свечане,
И есть миры и тайные цвета...
В полдневный жар сквозь вымерший квартал
Мороженщик трясет беатричами.

И солнца следом пыль. И в той пыли,
Где песня ждет того, кто терпелив,
Того, кто терпелив; плывет в отлив,

И глас, и слух до вечности вселив,
Спустилась в шум, и в шуме не угасла -
Что красок шторм? Что Евино богатство?


XIII
Что красок шторм, что Евино богатство?
Куда дойдешь, ступая на гробы?
Равны во славе тина и грибы
Нам в книге книг земельного кадастра.

Но, апейрон, бесформенная паста,
Мы в смывы бьем старательский горбыль,
От скисшего утаивая "быть"
Эмаль тинктуры – юное "казаться".

Осел упорен. Лилия крива.
В ночном прыжке слепит природа льва.
Какого ж мы разброда и согласа? –

Мы с ветки рвем и ведая живем
Не яблоко, пронзенное червем,
Не подлый плод, но полый плот саргасса.

XIV
Не подлый плод, но полый плот саргасса
В наш век, Парис, раздаривать рискни.
Что ново в нас с Троянския резни?
"Студенты вы, и нет меж вами старца!" –

С вершин Египта ветхого раздастся,
Но жив Герон, пытания родник.
Спрессованный, как уголь, пепел книг
Томит в ночи котлы электростанций.

Но газ Пфааля в нашей же крови,
Пустоты Шасты, хмель азорских вин,
Весь мир... покуда словом "никогда"

За свой народ не вступится Паллада,
Как дня растет неровная громада
По гребню гор, в скупом луче седа.

XV
По гребню гор, в скупом луче седа,
Встает луна из старческой купели.
Ни крик не тронет дна, ни дробь капели,
Но шарфом горлу меди невода,

И зеркала проточная вода –
Всех языков беззвучное кипенье.
Как клерков ученические перья
Растеряны – китайский, право, дар!

Взмах колеи. Где тени обнищали,
Стран Оз и Эв возводятся леса.
Вдруг пальцы тронут занавес – лица

За этой рябью, зыбью обещанье.
Что красок шторм, что Евино богатство?
Не подлый плод, но полый плот саргасса.



РОМАНОВСКИЙ, Алексей, Маунтин Вью (Mountain View), Калифорния. Родился в Москве в 1981 году. Окончил Международный университет в Москве. В США с октября 2014 года. С августа 2015 года – организатор (совместно с супругой) группы Bay Area Russian – Eastern European poetry exchange. Участник Old Poetry Research Team на allpoetry.com (переводы В. Хлебникова, М. Волошина и др. поэтов Серебряного века). Стихи публиковались в сборнике "Новые имена Москвы" (2001 г.), в сетевых и бумажных журналах и альманахах.