Вечер входит в мой дом украдкой,
На дворе подсыхают лужи,
Спит сынишка в своей кроватке,
Я сейчас приготовлю ужин.

Время тянется долго, долго,
Перепутались дни недели,
Как, пора уже ставить ёлку?
Да... А знаешь, мы постарели.

Перемены едва заметны,
И не слишком тревожит бремя,
Лишь морщинки, штрихи к портрету,
На лице оставляет время.

Всё привычно и всё знакомо,
Поплотнее задернув шторы,
Мы остались сегодня дома
И затеяли разговоры.

Свет приглушен, слова не резки,
Только стёкла в оконной раме
Из-за клетчатой занавески
Вновь подсматривают за нами.

Я мысли грешные лелею,
Порой мне кажется, что Бог
Всевышней милостью своею
Меня наказывает впрок.

Неугомонное сознанье
Опять нашёптывает мне:
Очередное наказанье
Не соответствует вине.

Стоят сомнения стеною –
В тот срок, что суждено прожить,
Грехи, оплаченные мною,
Я не успею совершить.

С тех пор, в преддверье тьмы кромешной,
Я жизнь использовать спешу
И, как всегда, весьма успешно
Грешу, грешу, грешу, грешу.

Я мысли грешные лелею,
Порой мне кажется, что Бог
Всевышней милостью своею
Меня наказывает впрок.

Неугомонное сознанье
Опять нашёптывает мне:
Очередное наказанье
Не соответствует вине.

Стоят сомнения стеною –
В тот срок, что суждено прожить,
Грехи, оплаченные мною,
Я не успею совершить.

С тех пор, в преддверье тьмы кромешной,
Я жизнь использовать спешу
И, как всегда, весьма успешно
Грешу, грешу, грешу, грешу.

Я мысли грешные лелею,
Порой мне кажется, что Бог
Всевышней милостью своею
Меня наказывает впрок.

Неугомонное сознанье
Опять нашёптывает мне:
Очередное наказанье
Не соответствует вине.

Стоят сомнения стеною –
В тот срок, что суждено прожить,
Грехи, оплаченные мною,
Я не успею совершить.

С тех пор, в преддверье тьмы кромешной,
Я жизнь использовать спешу
И, как всегда, весьма успешно
Грешу, грешу, грешу, грешу.

Я мысли грешные лелею,
Порой мне кажется, что Бог
Всевышней милостью своею
Меня наказывает впрок.

Неугомонное сознанье
Опять нашёптывает мне:
Очередное наказанье
Не соответствует вине.

Стоят сомнения стеною –
В тот срок, что суждено прожить,
Грехи, оплаченные мною,
Я не успею совершить.

С тех пор, в преддверье тьмы кромешной,
Я жизнь использовать спешу
И, как всегда, весьма успешно
Грешу, грешу, грешу, грешу.

Я мысли грешные лелею,
Порой мне кажется, что Бог
Всевышней милостью своею
Меня наказывает впрок.

Неугомонное сознанье
Опять нашёптывает мне:
Очередное наказанье
Не соответствует вине.

Стоят сомнения стеною –
В тот срок, что суждено прожить,
Грехи, оплаченные мною,
Я не успею совершить.

С тех пор, в преддверье тьмы кромешной,
Я жизнь использовать спешу
И, как всегда, весьма успешно
Грешу, грешу, грешу, грешу.

Я мысли грешные лелею,
Порой мне кажется, что Бог
Всевышней милостью своею
Меня наказывает впрок.

Неугомонное сознанье
Опять нашёптывает мне:
Очередное наказанье
Не соответствует вине.

Стоят сомнения стеною –
В тот срок, что суждено прожить,
Грехи, оплаченные мною,
Я не успею совершить.

С тех пор, в преддверье тьмы кромешной,
Я жизнь использовать спешу
И, как всегда, весьма успешно
Грешу, грешу, грешу, грешу.

Я мысли грешные лелею,
Порой мне кажется, что Бог
Всевышней милостью своею
Меня наказывает впрок.

Неугомонное сознанье
Опять нашёптывает мне:
Очередное наказанье
Не соответствует вине.

Стоят сомнения стеною –
В тот срок, что суждено прожить,
Грехи, оплаченные мною,
Я не успею совершить.

С тех пор, в преддверье тьмы кромешной,
Я жизнь использовать спешу
И, как всегда, весьма успешно
Грешу, грешу, грешу, грешу.

Я жить пытаюсь, как живётся,
И чту закон календаря,
Но дней всё меньше остается
От декабря до декабря.

Бегущих дней редеет пачка,
Как в праздник сладкое вино,
Когда последняя заначка
И та растрачена давно,

Когда нельзя остановиться,
Хоть с каждым шагом всё больней,
И подгоняет нас возница –
Ещё быстрей, ещё быстрей.

Я жить пытаюсь, как живётся,
И чту закон календаря,
Но дней всё меньше остается
От декабря до декабря.

Бегущих дней редеет пачка,
Как в праздник сладкое вино,
Когда последняя заначка
И та растрачена давно,

Когда нельзя остановиться,
Хоть с каждым шагом всё больней,
И подгоняет нас возница –
Ещё быстрей, ещё быстрей.

Я жить пытаюсь, как живётся,
И чту закон календаря,
Но дней всё меньше остается
От декабря до декабря.

Бегущих дней редеет пачка,
Как в праздник сладкое вино,
Когда последняя заначка
И та растрачена давно,

Когда нельзя остановиться,
Хоть с каждым шагом всё больней,
И подгоняет нас возница –
Ещё быстрей, ещё быстрей.

Я жить пытаюсь, как живётся,
И чту закон календаря,
Но дней всё меньше остается
От декабря до декабря.

Бегущих дней редеет пачка,
Как в праздник сладкое вино,
Когда последняя заначка
И та растрачена давно,

Когда нельзя остановиться,
Хоть с каждым шагом всё больней,
И подгоняет нас возница –
Ещё быстрей, ещё быстрей.

Я жить пытаюсь, как живётся,
И чту закон календаря,
Но дней всё меньше остается
От декабря до декабря.

Бегущих дней редеет пачка,
Как в праздник сладкое вино,
Когда последняя заначка
И та растрачена давно,

Когда нельзя остановиться,
Хоть с каждым шагом всё больней,
И подгоняет нас возница –
Ещё быстрей, ещё быстрей.

Я жить пытаюсь, как живётся,
И чту закон календаря,
Но дней всё меньше остается
От декабря до декабря.

Бегущих дней редеет пачка,
Как в праздник сладкое вино,
Когда последняя заначка
И та растрачена давно,

Когда нельзя остановиться,
Хоть с каждым шагом всё больней,
И подгоняет нас возница –
Ещё быстрей, ещё быстрей.

Я жить пытаюсь, как живётся,
И чту закон календаря,
Но дней всё меньше остается
От декабря до декабря.

Бегущих дней редеет пачка,
Как в праздник сладкое вино,
Когда последняя заначка
И та растрачена давно,

Когда нельзя остановиться,
Хоть с каждым шагом всё больней,
И подгоняет нас возница –
Ещё быстрей, ещё быстрей.

Мы дошли до конца страницы
И завязли в словесном хламе,
Но всё так же кричали птицы
Утомлёнными голосами.

Время сдавливает пространство,
Подчиняясь великой цели,
Захмелевшее постоянство
Вновь раскачивает качели.

Обрывается нить за нитью
В перетянутой пуповине,
Не по разуму, по наитию
Ищем выход мы из пустыни.

Чем сумеем в своём бессилии
Стать для тех, кто идёт за нами,
Болью, страхом, надеждой или
Лишь сухим песком под ногами

Мы дошли до конца страницы
И завязли в словесном хламе,
Но всё так же кричали птицы
Утомлёнными голосами.

Время сдавливает пространство,
Подчиняясь великой цели,
Захмелевшее постоянство
Вновь раскачивает качели.

Обрывается нить за нитью
В перетянутой пуповине,
Не по разуму, по наитию
Ищем выход мы из пустыни.

Чем сумеем в своём бессилии
Стать для тех, кто идёт за нами,
Болью, страхом, надеждой или
Лишь сухим песком под ногами

Мы дошли до конца страницы
И завязли в словесном хламе,
Но всё так же кричали птицы
Утомлёнными голосами.

Время сдавливает пространство,
Подчиняясь великой цели,
Захмелевшее постоянство
Вновь раскачивает качели.

Обрывается нить за нитью
В перетянутой пуповине,
Не по разуму, по наитию
Ищем выход мы из пустыни.

Чем сумеем в своём бессилии
Стать для тех, кто идёт за нами,
Болью, страхом, надеждой или
Лишь сухим песком под ногами

Мы дошли до конца страницы
И завязли в словесном хламе,
Но всё так же кричали птицы
Утомлёнными голосами.

Время сдавливает пространство,
Подчиняясь великой цели,
Захмелевшее постоянство
Вновь раскачивает качели.

Обрывается нить за нитью
В перетянутой пуповине,
Не по разуму, по наитию
Ищем выход мы из пустыни.

Чем сумеем в своём бессилии
Стать для тех, кто идёт за нами,
Болью, страхом, надеждой или
Лишь сухим песком под ногами

Мы дошли до конца страницы
И завязли в словесном хламе,
Но всё так же кричали птицы
Утомлёнными голосами.

Время сдавливает пространство,
Подчиняясь великой цели,
Захмелевшее постоянство
Вновь раскачивает качели.

Обрывается нить за нитью
В перетянутой пуповине,
Не по разуму, по наитию
Ищем выход мы из пустыни.

Чем сумеем в своём бессилии
Стать для тех, кто идёт за нами,
Болью, страхом, надеждой или
Лишь сухим песком под ногами

Мы дошли до конца страницы
И завязли в словесном хламе,
Но всё так же кричали птицы
Утомлёнными голосами.

Время сдавливает пространство,
Подчиняясь великой цели,
Захмелевшее постоянство
Вновь раскачивает качели.

Обрывается нить за нитью
В перетянутой пуповине,
Не по разуму, по наитию
Ищем выход мы из пустыни.

Чем сумеем в своём бессилии
Стать для тех, кто идёт за нами,
Болью, страхом, надеждой или
Лишь сухим песком под ногами

Мы дошли до конца страницы
И завязли в словесном хламе,
Но всё так же кричали птицы
Утомлёнными голосами.

Время сдавливает пространство,
Подчиняясь великой цели,
Захмелевшее постоянство
Вновь раскачивает качели.

Обрывается нить за нитью
В перетянутой пуповине,
Не по разуму, по наитию
Ищем выход мы из пустыни.

Чем сумеем в своём бессилии
Стать для тех, кто идёт за нами,
Болью, страхом, надеждой или
Лишь сухим песком под ногами

Здесь обитают сквозняки,
Шурша обрывками газеты.
В конце простуженной строки  –
Лишь дым погасшей сигареты.

От воспалённого ума
Слова рождаются больные,
Когда притихшие дома
Стоят, как призраки ночные.

И бесконечно длится ночь,
Скрывая дрожь озябших пальцев.
Из рая нас прогнали прочь,
Как задолжавших постояльцев.

Обидных слов холодный душ
Стучит дождём по тротуару,
Пока сосуды наших душ
Мы сдать пытаемся, как тару,

Опустошённую судьбой
В короткий миг случайной встречи,
И пустоту перед собой
Уже заполнить больше нечем.

Здесь обитают сквозняки,
Шурша обрывками газеты.
В конце простуженной строки  –
Лишь дым погасшей сигареты.

От воспалённого ума
Слова рождаются больные,
Когда притихшие дома
Стоят, как призраки ночные.

И бесконечно длится ночь,
Скрывая дрожь озябших пальцев.
Из рая нас прогнали прочь,
Как задолжавших постояльцев.

Обидных слов холодный душ
Стучит дождём по тротуару,
Пока сосуды наших душ
Мы сдать пытаемся, как тару,

Опустошённую судьбой
В короткий миг случайной встречи,
И пустоту перед собой
Уже заполнить больше нечем.

Здесь обитают сквозняки,
Шурша обрывками газеты.
В конце простуженной строки  –
Лишь дым погасшей сигареты.

От воспалённого ума
Слова рождаются больные,
Когда притихшие дома
Стоят, как призраки ночные.

И бесконечно длится ночь,
Скрывая дрожь озябших пальцев.
Из рая нас прогнали прочь,
Как задолжавших постояльцев.

Обидных слов холодный душ
Стучит дождём по тротуару,
Пока сосуды наших душ
Мы сдать пытаемся, как тару,

Опустошённую судьбой
В короткий миг случайной встречи,
И пустоту перед собой
Уже заполнить больше нечем.

Здесь обитают сквозняки,
Шурша обрывками газеты.
В конце простуженной строки  –
Лишь дым погасшей сигареты.

От воспалённого ума
Слова рождаются больные,
Когда притихшие дома
Стоят, как призраки ночные.

И бесконечно длится ночь,
Скрывая дрожь озябших пальцев.
Из рая нас прогнали прочь,
Как задолжавших постояльцев.

Обидных слов холодный душ
Стучит дождём по тротуару,
Пока сосуды наших душ
Мы сдать пытаемся, как тару,

Опустошённую судьбой
В короткий миг случайной встречи,
И пустоту перед собой
Уже заполнить больше нечем.

Здесь обитают сквозняки,
Шурша обрывками газеты.
В конце простуженной строки  –
Лишь дым погасшей сигареты.

От воспалённого ума
Слова рождаются больные,
Когда притихшие дома
Стоят, как призраки ночные.

И бесконечно длится ночь,
Скрывая дрожь озябших пальцев.
Из рая нас прогнали прочь,
Как задолжавших постояльцев.

Обидных слов холодный душ
Стучит дождём по тротуару,
Пока сосуды наших душ
Мы сдать пытаемся, как тару,

Опустошённую судьбой
В короткий миг случайной встречи,
И пустоту перед собой
Уже заполнить больше нечем.

Здесь обитают сквозняки,
Шурша обрывками газеты.
В конце простуженной строки  –
Лишь дым погасшей сигареты.

От воспалённого ума
Слова рождаются больные,
Когда притихшие дома
Стоят, как призраки ночные.

И бесконечно длится ночь,
Скрывая дрожь озябших пальцев.
Из рая нас прогнали прочь,
Как задолжавших постояльцев.

Обидных слов холодный душ
Стучит дождём по тротуару,
Пока сосуды наших душ
Мы сдать пытаемся, как тару,

Опустошённую судьбой
В короткий миг случайной встречи,
И пустоту перед собой
Уже заполнить больше нечем.

Здесь обитают сквозняки,
Шурша обрывками газеты.
В конце простуженной строки  –
Лишь дым погасшей сигареты.

От воспалённого ума
Слова рождаются больные,
Когда притихшие дома
Стоят, как призраки ночные.

И бесконечно длится ночь,
Скрывая дрожь озябших пальцев.
Из рая нас прогнали прочь,
Как задолжавших постояльцев.

Обидных слов холодный душ
Стучит дождём по тротуару,
Пока сосуды наших душ
Мы сдать пытаемся, как тару,

Опустошённую судьбой
В короткий миг случайной встречи,
И пустоту перед собой
Уже заполнить больше нечем.

Я снова в комнате своей.
Залезла ночь под одеяло.
Теплей от этого не стало, 
Как, впрочем, и от батарей.

Я потеряла с миром связь
И заблудилась в междустрочье.
Снежинки, словно многоточье,
На землю падали, кружась,

Подогревая интерес
Незавершённостью сюжета,
Где снегом сыплет до рассвета
Из прохудившихся небес,

Где вдоволь всякой чепухи
И слов пустого разговора.
Лишь не хватает горсти сора,
Чтоб за ночь вырастить стихи.

Я снова в комнате своей.
Залезла ночь под одеяло.
Теплей от этого не стало, 
Как, впрочем, и от батарей.

Я потеряла с миром связь
И заблудилась в междустрочье.
Снежинки, словно многоточье,
На землю падали, кружась,

Подогревая интерес
Незавершённостью сюжета,
Где снегом сыплет до рассвета
Из прохудившихся небес,

Где вдоволь всякой чепухи
И слов пустого разговора.
Лишь не хватает горсти сора,
Чтоб за ночь вырастить стихи.

Я снова в комнате своей.
Залезла ночь под одеяло.
Теплей от этого не стало, 
Как, впрочем, и от батарей.

Я потеряла с миром связь
И заблудилась в междустрочье.
Снежинки, словно многоточье,
На землю падали, кружась,

Подогревая интерес
Незавершённостью сюжета,
Где снегом сыплет до рассвета
Из прохудившихся небес,

Где вдоволь всякой чепухи
И слов пустого разговора.
Лишь не хватает горсти сора,
Чтоб за ночь вырастить стихи.

Я снова в комнате своей.
Залезла ночь под одеяло.
Теплей от этого не стало, 
Как, впрочем, и от батарей.

Я потеряла с миром связь
И заблудилась в междустрочье.
Снежинки, словно многоточье,
На землю падали, кружась,

Подогревая интерес
Незавершённостью сюжета,
Где снегом сыплет до рассвета
Из прохудившихся небес,

Где вдоволь всякой чепухи
И слов пустого разговора.
Лишь не хватает горсти сора,
Чтоб за ночь вырастить стихи.

Я снова в комнате своей.
Залезла ночь под одеяло.
Теплей от этого не стало, 
Как, впрочем, и от батарей.

Я потеряла с миром связь
И заблудилась в междустрочье.
Снежинки, словно многоточье,
На землю падали, кружась,

Подогревая интерес
Незавершённостью сюжета,
Где снегом сыплет до рассвета
Из прохудившихся небес,

Где вдоволь всякой чепухи
И слов пустого разговора.
Лишь не хватает горсти сора,
Чтоб за ночь вырастить стихи.

Я снова в комнате своей.
Залезла ночь под одеяло.
Теплей от этого не стало, 
Как, впрочем, и от батарей.

Я потеряла с миром связь
И заблудилась в междустрочье.
Снежинки, словно многоточье,
На землю падали, кружась,

Подогревая интерес
Незавершённостью сюжета,
Где снегом сыплет до рассвета
Из прохудившихся небес,

Где вдоволь всякой чепухи
И слов пустого разговора.
Лишь не хватает горсти сора,
Чтоб за ночь вырастить стихи.

Я снова в комнате своей.
Залезла ночь под одеяло.
Теплей от этого не стало, 
Как, впрочем, и от батарей.

Я потеряла с миром связь
И заблудилась в междустрочье.
Снежинки, словно многоточье,
На землю падали, кружась,

Подогревая интерес
Незавершённостью сюжета,
Где снегом сыплет до рассвета
Из прохудившихся небес,

Где вдоволь всякой чепухи
И слов пустого разговора.
Лишь не хватает горсти сора,
Чтоб за ночь вырастить стихи.

Не дай мне Бог узнать о замыслах твоих,
О том, что для меня грядущий день готовит.
Мы этот разговор поделим на двоих,
И ветер за окном, и вечность в каждом слове.

На плечи давит груз взлелеянных обид.
Покуда хватит сил, я, может быть, сумею
Не оставлять свечу, пока она горит,
А, если суждено, погасну вместе с нею.

Начертана судьба, её не изменить,
Заветное письмо лежит в своём конверте,
И кажется порой, что только мысль о смерти
Упрямо день за днём нас заставляет жить.

Не дай мне Бог узнать о замыслах твоих,
О том, что для меня грядущий день готовит.
Мы этот разговор поделим на двоих,
И ветер за окном, и вечность в каждом слове.

На плечи давит груз взлелеянных обид.
Покуда хватит сил, я, может быть, сумею
Не оставлять свечу, пока она горит,
А, если суждено, погасну вместе с нею.

Начертана судьба, её не изменить,
Заветное письмо лежит в своём конверте,
И кажется порой, что только мысль о смерти
Упрямо день за днём нас заставляет жить.

Не дай мне Бог узнать о замыслах твоих,
О том, что для меня грядущий день готовит.
Мы этот разговор поделим на двоих,
И ветер за окном, и вечность в каждом слове.

На плечи давит груз взлелеянных обид.
Покуда хватит сил, я, может быть, сумею
Не оставлять свечу, пока она горит,
А, если суждено, погасну вместе с нею.

Начертана судьба, её не изменить,
Заветное письмо лежит в своём конверте,
И кажется порой, что только мысль о смерти
Упрямо день за днём нас заставляет жить.

Не дай мне Бог узнать о замыслах твоих,
О том, что для меня грядущий день готовит.
Мы этот разговор поделим на двоих,
И ветер за окном, и вечность в каждом слове.

На плечи давит груз взлелеянных обид.
Покуда хватит сил, я, может быть, сумею
Не оставлять свечу, пока она горит,
А, если суждено, погасну вместе с нею.

Начертана судьба, её не изменить,
Заветное письмо лежит в своём конверте,
И кажется порой, что только мысль о смерти
Упрямо день за днём нас заставляет жить.

Не дай мне Бог узнать о замыслах твоих,
О том, что для меня грядущий день готовит.
Мы этот разговор поделим на двоих,
И ветер за окном, и вечность в каждом слове.

На плечи давит груз взлелеянных обид.
Покуда хватит сил, я, может быть, сумею
Не оставлять свечу, пока она горит,
А, если суждено, погасну вместе с нею.

Начертана судьба, её не изменить,
Заветное письмо лежит в своём конверте,
И кажется порой, что только мысль о смерти
Упрямо день за днём нас заставляет жить.

Не дай мне Бог узнать о замыслах твоих,
О том, что для меня грядущий день готовит.
Мы этот разговор поделим на двоих,
И ветер за окном, и вечность в каждом слове.

На плечи давит груз взлелеянных обид.
Покуда хватит сил, я, может быть, сумею
Не оставлять свечу, пока она горит,
А, если суждено, погасну вместе с нею.

Начертана судьба, её не изменить,
Заветное письмо лежит в своём конверте,
И кажется порой, что только мысль о смерти
Упрямо день за днём нас заставляет жить.

Не дай мне Бог узнать о замыслах твоих,
О том, что для меня грядущий день готовит.
Мы этот разговор поделим на двоих,
И ветер за окном, и вечность в каждом слове.

На плечи давит груз взлелеянных обид.
Покуда хватит сил, я, может быть, сумею
Не оставлять свечу, пока она горит,
А, если суждено, погасну вместе с нею.

Начертана судьба, её не изменить,
Заветное письмо лежит в своём конверте,
И кажется порой, что только мысль о смерти
Упрямо день за днём нас заставляет жить.

Обметая паутину
С окон, стен и потолков,
Я разрушила картину
Одного из пауков.

Он трудился, он старался
Изо всех паучьих сил.
То ли самовыражался,
То ли мух себе ловил.

Чистоты строптивый пленник,
Я не бог и не судья.
Как всегда решает веник
Все вопросы бытия.

Знает он первопричину
Наших бед, желаний, слов,
И сметает паутину
С окон, стен и потолков.

Обметая паутину
С окон, стен и потолков,
Я разрушила картину
Одного из пауков.

Он трудился, он старался
Изо всех паучьих сил.
То ли самовыражался,
То ли мух себе ловил.

Чистоты строптивый пленник,
Я не бог и не судья.
Как всегда решает веник
Все вопросы бытия.

Знает он первопричину
Наших бед, желаний, слов,
И сметает паутину
С окон, стен и потолков.

Обметая паутину
С окон, стен и потолков,
Я разрушила картину
Одного из пауков.

Он трудился, он старался
Изо всех паучьих сил.
То ли самовыражался,
То ли мух себе ловил.

Чистоты строптивый пленник,
Я не бог и не судья.
Как всегда решает веник
Все вопросы бытия.

Знает он первопричину
Наших бед, желаний, слов,
И сметает паутину
С окон, стен и потолков.

Обметая паутину
С окон, стен и потолков,
Я разрушила картину
Одного из пауков.

Он трудился, он старался
Изо всех паучьих сил.
То ли самовыражался,
То ли мух себе ловил.

Чистоты строптивый пленник,
Я не бог и не судья.
Как всегда решает веник
Все вопросы бытия.

Знает он первопричину
Наших бед, желаний, слов,
И сметает паутину
С окон, стен и потолков.

Обметая паутину
С окон, стен и потолков,
Я разрушила картину
Одного из пауков.

Он трудился, он старался
Изо всех паучьих сил.
То ли самовыражался,
То ли мух себе ловил.

Чистоты строптивый пленник,
Я не бог и не судья.
Как всегда решает веник
Все вопросы бытия.

Знает он первопричину
Наших бед, желаний, слов,
И сметает паутину
С окон, стен и потолков.

Обметая паутину
С окон, стен и потолков,
Я разрушила картину
Одного из пауков.

Он трудился, он старался
Изо всех паучьих сил.
То ли самовыражался,
То ли мух себе ловил.

Чистоты строптивый пленник,
Я не бог и не судья.
Как всегда решает веник
Все вопросы бытия.

Знает он первопричину
Наших бед, желаний, слов,
И сметает паутину
С окон, стен и потолков.

Обметая паутину
С окон, стен и потолков,
Я разрушила картину
Одного из пауков.

Он трудился, он старался
Изо всех паучьих сил.
То ли самовыражался,
То ли мух себе ловил.

Чистоты строптивый пленник,
Я не бог и не судья.
Как всегда решает веник
Все вопросы бытия.

Знает он первопричину
Наших бед, желаний, слов,
И сметает паутину
С окон, стен и потолков.

Из разбитого кувшина
Капля падает на землю,
Расплескав остатки звука
В тишине густой и вязкой.

Распадается на части
Свет в замедленном движенье,
Исчезая постепенно
В бесконечности пространства.

Покосившимся шедевром
На стене висит картина,
Закрывая плешь в обоях
Паутиной вместо рамы.

Чтобы мог беспечный зритель
Наблюдать за превращеньем
Чувства временности жизни
В ощущенье постоянства. 

Из разбитого кувшина
Капля падает на землю,
Расплескав остатки звука
В тишине густой и вязкой.

Распадается на части
Свет в замедленном движенье,
Исчезая постепенно
В бесконечности пространства.

Покосившимся шедевром
На стене висит картина,
Закрывая плешь в обоях
Паутиной вместо рамы.

Чтобы мог беспечный зритель
Наблюдать за превращеньем
Чувства временности жизни
В ощущенье постоянства. 

Из разбитого кувшина
Капля падает на землю,
Расплескав остатки звука
В тишине густой и вязкой.

Распадается на части
Свет в замедленном движенье,
Исчезая постепенно
В бесконечности пространства.

Покосившимся шедевром
На стене висит картина,
Закрывая плешь в обоях
Паутиной вместо рамы.

Чтобы мог беспечный зритель
Наблюдать за превращеньем
Чувства временности жизни
В ощущенье постоянства. 

Из разбитого кувшина
Капля падает на землю,
Расплескав остатки звука
В тишине густой и вязкой.

Распадается на части
Свет в замедленном движенье,
Исчезая постепенно
В бесконечности пространства.

Покосившимся шедевром
На стене висит картина,
Закрывая плешь в обоях
Паутиной вместо рамы.

Чтобы мог беспечный зритель
Наблюдать за превращеньем
Чувства временности жизни
В ощущенье постоянства. 

Из разбитого кувшина
Капля падает на землю,
Расплескав остатки звука
В тишине густой и вязкой.

Распадается на части
Свет в замедленном движенье,
Исчезая постепенно
В бесконечности пространства.

Покосившимся шедевром
На стене висит картина,
Закрывая плешь в обоях
Паутиной вместо рамы.

Чтобы мог беспечный зритель
Наблюдать за превращеньем
Чувства временности жизни
В ощущенье постоянства. 

Из разбитого кувшина
Капля падает на землю,
Расплескав остатки звука
В тишине густой и вязкой.

Распадается на части
Свет в замедленном движенье,
Исчезая постепенно
В бесконечности пространства.

Покосившимся шедевром
На стене висит картина,
Закрывая плешь в обоях
Паутиной вместо рамы.

Чтобы мог беспечный зритель
Наблюдать за превращеньем
Чувства временности жизни
В ощущенье постоянства. 

Из разбитого кувшина
Капля падает на землю,
Расплескав остатки звука
В тишине густой и вязкой.

Распадается на части
Свет в замедленном движенье,
Исчезая постепенно
В бесконечности пространства.

Покосившимся шедевром
На стене висит картина,
Закрывая плешь в обоях
Паутиной вместо рамы.

Чтобы мог беспечный зритель
Наблюдать за превращеньем
Чувства временности жизни
В ощущенье постоянства. 

Мне скучно, бес! До встреч с судьбою
Осталось несколько шагов,
Уже давно между собою
Мы поделили всех богов,

И жизнь прошли до половины,
Всё честь по чести, без обид.
А мне достался бог куриный,
Вот он на ниточке висит,

Невзрачный камешек дырявый,
Позеленевший от забот.
Конечно, доблести и славы
Он мне, увы, не принесёт.

Зато подарит обещанье,
Неловко падая на грудь,
Что хоть одно моё желанье
Исполнит он когда-нибудь.

А я покамест по старинке,
Чтоб различать добро и зло,
Куплю себе на Житнем рынке
Плодов запретных полкило.

Мне скучно, бес! До встреч с судьбою
Осталось несколько шагов,
Уже давно между собою
Мы поделили всех богов,

И жизнь прошли до половины,
Всё честь по чести, без обид.
А мне достался бог куриный,
Вот он на ниточке висит,

Невзрачный камешек дырявый,
Позеленевший от забот.
Конечно, доблести и славы
Он мне, увы, не принесёт.

Зато подарит обещанье,
Неловко падая на грудь,
Что хоть одно моё желанье
Исполнит он когда-нибудь.

А я покамест по старинке,
Чтоб различать добро и зло,
Куплю себе на Житнем рынке
Плодов запретных полкило.

Мне скучно, бес! До встреч с судьбою
Осталось несколько шагов,
Уже давно между собою
Мы поделили всех богов,

И жизнь прошли до половины,
Всё честь по чести, без обид.
А мне достался бог куриный,
Вот он на ниточке висит,

Невзрачный камешек дырявый,
Позеленевший от забот.
Конечно, доблести и славы
Он мне, увы, не принесёт.

Зато подарит обещанье,
Неловко падая на грудь,
Что хоть одно моё желанье
Исполнит он когда-нибудь.

А я покамест по старинке,
Чтоб различать добро и зло,
Куплю себе на Житнем рынке
Плодов запретных полкило.

Мне скучно, бес! До встреч с судьбою
Осталось несколько шагов,
Уже давно между собою
Мы поделили всех богов,

И жизнь прошли до половины,
Всё честь по чести, без обид.
А мне достался бог куриный,
Вот он на ниточке висит,

Невзрачный камешек дырявый,
Позеленевший от забот.
Конечно, доблести и славы
Он мне, увы, не принесёт.

Зато подарит обещанье,
Неловко падая на грудь,
Что хоть одно моё желанье
Исполнит он когда-нибудь.

А я покамест по старинке,
Чтоб различать добро и зло,
Куплю себе на Житнем рынке
Плодов запретных полкило.

Мне скучно, бес! До встреч с судьбою
Осталось несколько шагов,
Уже давно между собою
Мы поделили всех богов,

И жизнь прошли до половины,
Всё честь по чести, без обид.
А мне достался бог куриный,
Вот он на ниточке висит,

Невзрачный камешек дырявый,
Позеленевший от забот.
Конечно, доблести и славы
Он мне, увы, не принесёт.

Зато подарит обещанье,
Неловко падая на грудь,
Что хоть одно моё желанье
Исполнит он когда-нибудь.

А я покамест по старинке,
Чтоб различать добро и зло,
Куплю себе на Житнем рынке
Плодов запретных полкило.

Мне скучно, бес! До встреч с судьбою
Осталось несколько шагов,
Уже давно между собою
Мы поделили всех богов,

И жизнь прошли до половины,
Всё честь по чести, без обид.
А мне достался бог куриный,
Вот он на ниточке висит,

Невзрачный камешек дырявый,
Позеленевший от забот.
Конечно, доблести и славы
Он мне, увы, не принесёт.

Зато подарит обещанье,
Неловко падая на грудь,
Что хоть одно моё желанье
Исполнит он когда-нибудь.

А я покамест по старинке,
Чтоб различать добро и зло,
Куплю себе на Житнем рынке
Плодов запретных полкило.

Мне скучно, бес! До встреч с судьбою
Осталось несколько шагов,
Уже давно между собою
Мы поделили всех богов,

И жизнь прошли до половины,
Всё честь по чести, без обид.
А мне достался бог куриный,
Вот он на ниточке висит,

Невзрачный камешек дырявый,
Позеленевший от забот.
Конечно, доблести и славы
Он мне, увы, не принесёт.

Зато подарит обещанье,
Неловко падая на грудь,
Что хоть одно моё желанье
Исполнит он когда-нибудь.

А я покамест по старинке,
Чтоб различать добро и зло,
Куплю себе на Житнем рынке
Плодов запретных полкило.

Родился в Кургане в 1969 году. Получил театральное образование. Жил в Санкт-Петербурге. Участвовал в поэтическом клубе Виктора Кривулина.

Родился в Кургане в 1969 году. Получил театральное образование. Жил в Санкт-Петербурге. Участвовал в поэтическом клубе Виктора Кривулина.

Родился в Кургане в 1969 году. Получил театральное образование. Жил в Санкт-Петербурге. Участвовал в поэтическом клубе Виктора Кривулина.

Родился в Кургане в 1969 году. Получил театральное образование. Жил в Санкт-Петербурге. Участвовал в поэтическом клубе Виктора Кривулина.

актёр, режиссёр, поэт. Родился в 1966 году в Свердловске. Окончил Екатеринбургский  театральный институт. Преподавал актёрское мастерство в ЕГТИ. Режиссёр театрального проекта «Арт-клуб “Za-zou”». Автор и ведущий детского телевизионного шоу-проекта «Телебом», «Капашилки» (4-канал, Екатеринбург, ТНТ, Москва). Соавтор серии книг «Про Маленькую фею», Главсказка-International.

актёр, режиссёр, поэт. Родился в 1966 году в Свердловске. Окончил Екатеринбургский  театральный институт. Преподавал актёрское мастерство в ЕГТИ. Режиссёр театрального проекта «Арт-клуб “Za-zou”». Автор и ведущий детского телевизионного шоу-проекта «Телебом», «Капашилки» (4-канал, Екатеринбург, ТНТ, Москва). Соавтор серии книг «Про Маленькую фею», Главсказка-International.

актёр, режиссёр, поэт. Родился в 1966 году в Свердловске. Окончил Екатеринбургский  театральный институт. Преподавал актёрское мастерство в ЕГТИ. Режиссёр театрального проекта «Арт-клуб “Za-zou”». Автор и ведущий детского телевизионного шоу-проекта «Телебом», «Капашилки» (4-канал, Екатеринбург, ТНТ, Москва). Соавтор серии книг «Про Маленькую фею», Главсказка-International.

актёр, режиссёр, поэт. Родился в 1966 году в Свердловске. Окончил Екатеринбургский  театральный институт. Преподавал актёрское мастерство в ЕГТИ. Режиссёр театрального проекта «Арт-клуб “Za-zou”». Автор и ведущий детского телевизионного шоу-проекта «Телебом», «Капашилки» (4-канал, Екатеринбург, ТНТ, Москва). Соавтор серии книг «Про Маленькую фею», Главсказка-International.

Поэт и радиожурналист, редактор и ведущий популярных программ сети Израильского радивещания на русском языке. Родился в 1949 г. в Баку. В Израиле с 1990 года. Автор пяти сборников  стихов.

Поэт и радиожурналист, редактор и ведущий популярных программ сети Израильского радивещания на русском языке. Родился в 1949 г. в Баку. В Израиле с 1990 года. Автор пяти сборников  стихов.

Поэт и радиожурналист, редактор и ведущий популярных программ сети Израильского радивещания на русском языке. Родился в 1949 г. в Баку. В Израиле с 1990 года. Автор пяти сборников  стихов.

Поэт и радиожурналист, редактор и ведущий популярных программ сети Израильского радивещания на русском языке. Родился в 1949 г. в Баку. В Израиле с 1990 года. Автор пяти сборников  стихов.

Поэт, писатель, литературовед, режиссёр. В США с 1990 г. Преподаёт в Пенсильванском университете.  Главный редактор журнала «Гостиная». Автор 14 книг поэзии, прозы и лит. критики.

Поэт, писатель, литературовед, режиссёр. В США с 1990 г. Преподаёт в Пенсильванском университете.  Главный редактор журнала «Гостиная». Автор 14 книг поэзии, прозы и лит. критики.

Поэт, писатель, литературовед, режиссёр. В США с 1990 г. Преподаёт в Пенсильванском университете.  Главный редактор журнала «Гостиная». Автор 14 книг поэзии, прозы и лит. критики.

Поэт, писатель, литературовед, режиссёр. В США с 1990 г. Преподаёт в Пенсильванском университете.  Главный редактор журнала «Гостиная». Автор 14 книг поэзии, прозы и лит. критики.

Родился в 1933 году в Одессе. Жил в Москве. В Израиле с 1988 года. Автор трёх сборников стихов: «Монолог» (Тель-Авив, 2000); «Линия прибоя» (Иерусалим, 2003); «Остров Явь» (Кдумим, 2005). Публикации в израильских и международных альманахах, в журналах, в сетевых изданиях.

Родился в 1933 году в Одессе. Жил в Москве. В Израиле с 1988 года. Автор трёх сборников стихов: «Монолог» (Тель-Авив, 2000); «Линия прибоя» (Иерусалим, 2003); «Остров Явь» (Кдумим, 2005). Публикации в израильских и международных альманахах, в журналах, в сетевых изданиях.