Михаил МАЗЕЛЬ

                   ВОСПОМИНАНИЯ О ВАЛЕНТИНЕ СИНКЕВИЧ

Моя первая публикация состоялась благодаря Валентине Алексеевне Синкевич и сопровождалась её добрыми словами обо мне. Сразу после этого – мой лирический герой повзрослел. И я хотел бы рассказать немного о нашей дружбе с Валентиной Алексеевной, о её неоценимой помощи и поддержке.

Последний раз мы минут сорок беседовали 1-го июня 2018 года, за три недели до её ухода. Валентина Алексеевна сетовала на отсутствие сил, очень высокое давление, но добавила при этом, что она безмерно счастлива, ведь несмотря ни на что, всё равно трудится.  Такой невероятный человек. Человек!

Я не стану писать о профессиональной деятельности Валентины Алексеевны длиной в 70 лет... Навряд ли я сумею это сделать. Расскажу о личном. Мы познакомились двадцать лет назад, в Клубе Русских Писателей Нью-Йорка. 

В первую встречу (тогда Клуб собирался в Колумбийском университете, где нам раз в месяц предоставлял помещение профессор Роберт Белнап), я был просто зрителем и слушателем, а вторая – проходила у меня дома, когда я приобщился к помощи Клубу и Клубистам. Так вышло, что около года в начале 2000-х Клуб собирался у меня дома. 

Валентина Алексеевна приехала с Игорем Михалевичем-Капланом. Они рассказали о новых выпусках издаваемых ими ежегодниках «Встречи» и «Побережье».  Мы провели встречу. Камерную, в урезанном составе – квартирка у меня была небольшая. 

Валентина Алексеевна предупредила, что её ежегодник «Встречи» сформирован на два года вперед, извинилась, что не может взять у нас стихи для публикации. Я долго не решался, и все же решился и передал ей несколько страничек. Валентина Алексеевна извинилась и повторила своё предупреждение. Я в свою очередь извинился и попросил её мнения о моём творчестве, если она найдёт минутку почитать, и не более того. 

Вечером того же дня, вернувшись в Филадельфию, Валентина Алексеевна позвонила мне и сообщила, что, противореча своим же предупреждениям, опубликует мои стихи в текущих «Встречах». «Ещё не поздно и не сложно добавить две странички…». Мало того, часть из отданных тогда стихотворений напечатает Игорь Михалевич-Каплан (который тоже был гостем Клуба и моим гостем. (Он, собственно, и привёз В. А.) 

Я стушевался, а она начала хвалить мои стихи. Мне на тот момент уже исполнилось тридцать четыре года. Я писал пятнадцать лет, и обо мне никто, кроме Клуба и нескольких десятков читателей в Рунете, не знал. Это было первое профессиональное мнение, первая высокая оценка, да просто первая оценка профессионала такого уровня, первая публикация. Надо ли признаваться, что это был ещё и стимул невероятной силы. Я в считанные дни начал писать «по-взрослому», сделав давно намечавшийся, но никак не созревавший «диалектический» скачок из… в…

Это правда. В дальнейшем в моей жизни случилось ещё две-три истории с «добрым словом, которое и кошке приятно», стимулировавшим мой «квантовый» переход в творчестве на более высокий энергетический уровень. Но тогда описываемое реально было глотком веры в себя. Валентина Алексеевна знала об этом, я ей признался.

Через два года Валентина Алексеевна позвонила мне и спросила, почему я не присылаю в очередные «Встречи» новые стихи. Я смутился и сказал: - «Ну, как же… Вы же меня уже опубликовали. Опубликовали вне очереди. Куда больше…».

Валентина Алексеевна начала ругать себя за то, что не поняла, «с кем имеет дело», и… дала мне «карт бланш» и «зеленую улицу».  С тех пор она публиковала меня во всех последующих «Встречах» и время от времени подталкивала меня публиковаться и в других журналах и просила за меня, рекомендовала меня.  

Стихотворение, с которого началась наша долгая дружба, называется «Летящая корова». Валентина Алексеевна говорила, что оно ей нравится, поэтому я приведу несколько строчек из этого стихотворения: 

Корова по небу летела, мычала.

Корова об этом с рожденья мечтала.

Смотрела телёнком на маленьких птичек,

а люди считали мечту её кичем.

       В год своего 90-летия Валентина Алексеевна подарила мне новую книгу своих стихов, с таким автографом, которым я и горжусь, и который ввергает меня в смятение. 

        Валентина Алексеевна, несмотря на свой почтенный возраст, невероятную занятость, всегда прочитывала присланные ей книги и публикации, звонила буквально на следующий день, или через неделю после того как я высылал ей «новинки» в подарок из Нью-Йорка в Филадельфию. Отмечала победы и открытия, журила за недочёты. Только в последний год она не отреагировала сразу на новую книгу, но позвонила и извинилась, что не успевает, потому что неважно себя чувствует, но готовит важную публикацию. Сколько их было в ее жизни… 

   Мне невероятно приятно, что в «Новом Журнале» есть её статья и о моей поэме о Шостаковиче и создании Блокадной симфонии. 

  Иногда я помогал ей, отыскивая статьи в интернете и пересылая распечатки. Малая толика благодарности за её подвижничество и доброту.

   Валентина Алексеевна ценила моё творчество, и это её отношение меня грело. Она и поругивала меня за нечастые, но всё же проскальзывавшие у меня резкие слова, просила выражать эмоции иначе. Я оправдывался, что «ругался» всего два раза, и не мог сдержаться, потому что… Она – продолжала сердиться и уговаривать, что мне это не идёт, и – убедила, сказала, что я достиг уровня, когда легко могу выразить эмоции, негодование, не используя вульгарных слов. И я благодарен за урок.

Она была мудрым другом. Я горжусь нашей дружбой, тем, что и после завершения её работы над «Встречами» продолжал регулярно общаться с ней, переписываться, перезваниваться, обмениваться книгами и публикациями. – Я, по крайней мере, всегда посылал ей свои книги и фотоработы. 

Я не очень люблю публиковаться… Мы обсуждали «правила». То, что редакции не отвечают. Что приходится ждать. Что отказом в публикации является молчание. Я добавлял, что не это меня останавливает, а просто мой характер и мои обстоятельства. Я имел в виду мою вынужденную самодостаточность, которая возникла и укрепилась, когда я в двадцать шесть лет оказался в инвалидном кресле и «замкнутом пространстве» квартиры в Москве (пока не переехал в Нью-Йорк).

Валентина Алексеевна, относилась с пониманием, добавляла, что она за десятилетия работы редактором отвечала всем, и тем, кого публиковала, и тем, кому отказывала, пусть коротко, но всем. Что доказывало мне, что сейчас всё по-другому…

Мы обсуждали вопросы этики, человеческих отношений, я делился с ней моими сомнениями и поисками, она подбадривала и воодушевляла. При этом она продолжала меня подстёгивать. Упорно. Мягко. По-матерински. 

Вспоминая о публикациях (несостоявшихся публикациях), которые я попытался осуществить из уважения к Валентине Алексеевне и ради неё. Увы… Мне не обидно за себя, хотелось её порадовать. Хотя, всё что ни делается, к лучшему. Результатом стала новая книга. Я очень хотел подарить её Валентине Алексеевне. Не успел. Книга называется «Медовые слоны», и я посвятил её памяти Валентины Алексеевны. 

Я озаглавил предисловие к книге словом «заблудившийся», с вопросительным знаком в конце. Почему вопросительным предложением? Потому что я заблудился. Но при этом – не потерялся. Я всегда блуждаю. Я всегда блуждаю, потому что я всегда ищу. Я не должен был участвовать в конкурсе, потому что не люблю этого. Но я решился ради… и ради любопытства, и просто потому, что надо всегда пробовать что-то, чего ты не делал. Попробовал – и в результате нашёл эту книгу, а работая над оформлением обложки, для того чтобы сделать фотографию, полностью перелопатил комнату, квартиру… жизнь…

Вы спросите: «А при чём тут Валентина Алексеевна?». Так именно об этом мой очерк. О критерии значимости. Значимости не для Википедии. Не для редколлегий. Не для конкурсов. О себе, о том, чтобы не было стыдно. О тех, кто, уйдя, остается мерилом… Критерием… Не значимости – качества. Совести. Порядочности.

                                                   Михаил МАЗЕЛЬ, Нью-Йорк